— Нѣтъ, въ этомъ ошибиться никакъ нельзя, никакъ! И притомъ это вовсе не такое легкое и радостное свойство, какъ ты можешь думать! Какъ всякая благодать, это имѣетъ свои незабываемыя радости и свои тяжести, очень большія. Это даетъ права, но налагаетъ и обязанности. И вотъ наша обязанность именно въ томъ и заключается, чтобы передавать и истолковывать твоему отцу желанія умершей, такъ какъ умершіе имѣютъ желанія, имѣютъ волю и даже капризы, которые намъ кажутся иногда необъяснимыми, оттого что мы гораздо меньше знаемъ, чѣмъ они. Эта обязанность священна, и бѣжать ея значило бы быть трусомъ…
Елена Артуровна, какъ мы уже сказали, говорила громко, и ея возбужденное состояніе производило на Катеньку тягостное и жалкое впечатлѣніе. Ей казалось, что еще минута — и съ тетей Еленой сдѣлается припадокъ. Потому она сама обняла узкія плечи госпожи Ламберъ и сказала ласково:
— Зачѣмъ такъ волноваться, тетя, я же тебѣ сказала… Что я могу имѣть противъ тебя и тети Софи? Вы сестры моей матери, и потому я васъ люблю. Чего же больше? Поступки отца иногда кажутся мнѣ необъяснимыми, по и за это я не могу сердиться на васъ То, что ты мнѣ говорила, мнѣ совершенно чуждо, потому что меня нисколько не интересуютъ метафизическія и философскія тонкости. Ты прости, что я объ этомъ говорю, но ты сама вызвала этотъ разговоръ. Я вѣрю въ Бога, люблю иногда ходить въ церковь, по дальше этого я не иду, потому что итти дальше мнѣ кажется очень отвѣтственнымъ и непріятнымъ. Я вѣрю, что духъ безсмертенъ, но желаній моей покойной матери я знать не могу и не желаю, потому что боюсь непоправимыхъ ошибокъ и печальныхъ искушеній.
— Нет, в этом ошибиться никак нельзя, никак! И притом это вовсе не такое легкое и радостное свойство, как ты можешь думать! Как всякая благодать, это имеет свои незабываемые радости и свои тяжести, очень большие. Это дает права, но налагает и обязанности. И вот наша обязанность именно в том и заключается, чтобы передавать и истолковывать твоему отцу желания умершей, так как умершие имеют желания, имеют волю и даже капризы, которые нам кажутся иногда необъяснимыми, оттого что мы гораздо меньше знаем, чем они. Эта обязанность священна, и бежать её значило бы быть трусом…
Елена Артуровна, как мы уже сказали, говорила громко, и её возбужденное состояние производило на Катеньку тягостное и жалкое впечатление. Ей казалось, что еще минута — и с тетей Еленой сделается припадок. Потому она сама обняла узкие плечи госпожи Ламбер и сказала ласково:
— Зачем так волноваться, тетя, я же тебе сказала… Что я могу иметь против тебя и тети Софи? Вы сестры моей матери, и потому я вас люблю. Чего же больше? Поступки отца иногда кажутся мне необъяснимыми, по и за это я не могу сердиться на вас То, что ты мне говорила, мне совершенно чуждо, потому что меня нисколько не интересуют метафизические и философские тонкости. Ты прости, что я об этом говорю, но ты сама вызвала этот разговор. Я верю в Бога, люблю иногда ходить в церковь, по дальше этого я не иду, потому что идти дальше мне кажется очень ответственным и неприятным. Я верю, что дух бессмертен, но желаний моей покойной матери я знать не могу и не желаю, потому что боюсь непоправимых ошибок и печальных искушений.
