тутъ помогло то обстоятельство, что онъ говорилъ по-лапландски, такъ что его никто не понималъ. Съ одной стороны, посмотришь, будто болтливый господинъ, а, съ другой, — эта болтовня ни къ чему не обязывала, такъ какъ ея никто не понималъ. Мясо онъ ѣлъ всегда пережаренное, съ дамскимъ поломъ обращался звѣрски, и, въ пику французскому обыкновенію, нарочно женился, чтобъ держать свою жену очень вольно. Былъ расточителенъ, отнюдь не надмененъ, на тычки и подзатыльники не обижался, и не только католическую, — свою собственную вѣру ругалъ на всѣхъ перекресткахъ. Никакими сутяжными дѣлами не занимался, въ коммерческихъ дѣлахъ всегда попадалъ впросакъ и все чего-то попусту хлопоталъ, чтобъ не быть похожимъ на лѣнивыхъ итальянцевъ. Устроился такъ, что никакихъ дѣтей не только отъ взгляда, но и отъ чего другого не народилось; только отъ одного не могъ избавиться отъ пьянства. Но утѣшалъ себя тою мыслью, что это въ его національномъ лицѣ будетъ легкою нѣмецкою примѣсью.
А главное, какъ можно чаще повторялъ: „Мы, лапландцы — удивительный народъ, у насъ все не по вашему, и мы этимъ гордимся“. Можетъ-быть, лапландцамъ было чѣмъ гордиться, но ужъ Кею-то гордиться было рѣшительно нечѣмъ. Такъ, однажды, попусту пробѣгавъ цѣлый день и проболтавъ на лапландскомъ языкѣ, котораго никто не понималъ, разный вздоръ, — Кей вечеромъ зашелъ въ кабачекъ и напился. Подтащивъ къ себѣ за волосы двухъ дѣвицъ, Кей началъ хвастаться: „Мы, лапландцы — удивительный народъ, у насъ все самобытно, ни на что не похоже, мы не скареды, какъ французы, съ дамами вотъ какъ обращаемся, а жена моя… Богъ съ ней, навѣрно, за эту недѣлю у ней человѣкъ 10 перебывало. Я на это не смотрю, а
тут помогло то обстоятельство, что он говорил по-лапландски, так что его никто не понимал. С одной стороны, посмотришь, будто болтливый господин, а, с другой, — эта болтовня ни к чему не обязывала, так как её никто не понимал. Мясо он ел всегда пережаренное, с дамским полом обращался зверски, и, в пику французскому обыкновению, нарочно женился, чтоб держать свою жену очень вольно. Был расточителен, отнюдь не надменен, на тычки и подзатыльники не обижался, и не только католическую, — свою собственную веру ругал на всех перекрестках. Никакими сутяжными делами не занимался, в коммерческих делах всегда попадал впросак и всё чего-то попусту хлопотал, чтоб не быть похожим на ленивых итальянцев. Устроился так, что никаких детей не только от взгляда, но и от чего другого не народилось; только от одного не мог избавиться от пьянства. Но утешал себя тою мыслью, что это в его национальном лице будет легкою немецкою примесью.
А главное, как можно чаще повторял: „Мы, лапландцы — удивительный народ, у нас всё не по вашему, и мы этим гордимся“. Может быть, лапландцам было чем гордиться, но уж Кею-то гордиться было решительно нечем. Так, однажды, попусту пробегав целый день и проболтав на лапландском языке, которого никто не понимал, разный вздор, — Кей вечером зашел в кабачек и напился. Подтащив к себе за волосы двух девиц, Кей начал хвастаться: „Мы, лапландцы — удивительный народ, у нас всё самобытно, ни на что не похоже, мы не скареды, как французы, с дамами вот как обращаемся, а жена моя… Бог с ней, наверно, за эту неделю у неё человек 10 перебывало. Я на это не смотрю, а
