шинниковъ, ни скрягъ, ни скопцовъ Господу не надобно! А когда придетъ время, у сильныхъ Богъ спросить отреченія. Богъ благъ и милостивъ. Онъ справедливъ и не наложитъ ига неудобоносимаго, а пока ждите и любите Божій міръ, славя Господа, а то впадете въ гордость или въ скудость сердечную.
Ангелъ говорилъ очень громко, и слова его разносились, какъ звукъ трубы, такъ что Дада услышала ихъ изъ церкви, въ которой ее забыли, и вышла на порогъ посмотрѣть, что случилось. Ангелъ поднимался, уже по лѣстницѣ обратно на радугу. Увидавъ Даду онъ обернулся и сказалъ:
— Ты, Дада, не гордая и щедрая сердцемъ, ты много любишь, и потому Господь тебя выбралъ, а вотъ тебѣ одѣяніе, которое никогда не износится.
Тутъ онъ наклонился и зачерпнувъ пригоршней остатки дождя, которые дрожали на радугѣ, плеснулъ въ Даду. И тотчасъ ея платье изъ холщеваго сдѣлалось золотымъ, на немъ были затканы цвѣты, бабочки и олени, а тамъ, куда попали мелкія брызги, засіяли самоцвѣтные камни, которые горѣли и переливались ярче радуги.
шинников, ни скряг, ни скопцов Господу не надобно! А когда придет время, у сильных Бог спросить отречения. Бог благ и милостив. Он справедлив и не наложит ига неудобоносимого, а пока ждите и любите Божий мир, славя Господа, а то впадете в гордость или в скудость сердечную.
Ангел говорил очень громко, и слова его разносились, как звук трубы, так что Дада услышала их из церкви, в которой ее забыли, и вышла на порог посмотреть, что случилось. Ангел поднимался, уже по лестнице обратно на радугу. Увидав Даду он обернулся и сказал:
— Ты, Дада, не гордая и щедрая сердцем, ты много любишь, и потому Господь тебя выбрал, а вот тебе одеяние, которое никогда не износится.
Тут он наклонился и зачерпнув пригоршней остатки дождя, которые дрожали на радуге, плеснул в Даду. И тотчас её платье из холщевого сделалось золотым, на нём были затканы цветы, бабочки и олени, а там, куда попали мелкие брызги, засияли самоцветные камни, которые горели и переливались ярче радуги.
