и ваша довѣрчивость, дорогой мейстеръ». — «Я увѣренъ, что мейстеромъ руководили благороднѣйшія чувства, какъ всегда» — пылко вмѣшался Филиппъ, дѣлая шагъ впередъ. Елизавета Беатриса, вскинувъ глазами на говорящаго, снова опустила ихъ на свои худыя сложенныя на животѣ руки, замѣтивъ: «я иначе и не думала, дорогой братъ».
— Ваша свѣтлость, повѣрьте, я далекъ отъ желаній преступать кругъ своихъ полномочій и мое скромное дѣйствіе можетъ выказываться только, когда милостивый герцогъ самъ обратится ко мнѣ за моими безсильными совѣтами… Совѣтникъ, улыбнувшись, замѣтилъ: «И тутъ вотъ, почтеннѣйшій Скальцарокка, намъ желательно было бы видѣть васъ болѣе движимымъ пользою подданныхъ и поддержаніемъ репутаціи нашего добраго герцога, чѣмъ болѣзненными иллюзіями несчастной принцессы».
— «Я увѣренъ, что мейстеромъ всегда руководятъ чувства гуманности и справедливости» — снова выступилъ молодой герцогъ.
«Я увѣренъ въ томъ же, но часто чувствительность минуты перевѣшиваетъ соображенія свѣтлаго ума во вредъ справедливости» — замѣтилъ Гогеншвицъ.
— Но мейстеръ теперь будетъ думать
и ваша доверчивость, дорогой мейстер». — «Я уверен, что мейстером руководили благороднейшие чувства, как всегда» — пылко вмешался Филипп, делая шаг вперед. Елизавета Беатриса, вскинув глазами на говорящего, снова опустила их на свои худые сложенные на животе руки, заметив: «я иначе и не думала, дорогой брат».
— Ваша светлость, поверьте, я далек от желаний преступать круг своих полномочий и мое скромное действие может выказываться только, когда милостивый герцог сам обратится ко мне за моими бессильными советами… Советник, улыбнувшись, заметил: «И тут вот, почтеннейший Скальцарокка, нам желательно было бы видеть вас более движимым пользою подданных и поддержанием репутации нашего доброго герцога, чем болезненными иллюзиями несчастной принцессы».
— «Я уверен, что мейстером всегда руководят чувства гуманности и справедливости» — снова выступил молодой герцог.
«Я уверен в том же, но часто чувствительность минуты перевешивает соображения светлого ума во вред справедливости» — заметил Гогеншвиц.
— Но мейстер теперь будет думать
