Тотъ, быстро обернувшись, воскликнулъ растроганно-восторженнымъ голосомъ: «мейстеръ, мейстеръ, я преклоняюсь передъ вашимъ знаніемъ, вашей наукой, вашей личностью, я обожаю васъ, возьмите меня, учите меня, ведите меня, видите — я весь вашъ», и бросился ко мнѣ на шею, пряча голову на моемъ плечѣ.
Герцогиня Елизавета Беатриса сидѣла въ глубокомъ креслѣ въ капотѣ по случаю своей близящейся къ сроку беременности, съ стыдливой гордостью смотря на свой большой, возвышавшійся изъ-за ручекъ кресла животъ, тогда какъ совѣтникъ, герцогъ Филиппъ и я стояли передъ нею и слушали ея тихій, нарочно дѣлаемый еще болѣе болѣзненнымъ говоръ:
«Вы, дорогой мейстеръ Амброзіусъ, поступаете, можетъ быть, не совсѣмъ благоразумно, такъ явно становясь на сторону принцессы Амаліи противъ меня, противъ нашего почтеннаго друга, заслуженнаго совѣтника, въ нашемъ прискорбномъ, хотя и легкомъ семейномъ разладѣ; виною всему этому болѣзненное воображеніе бѣдной принцессы
Тот, быстро обернувшись, воскликнул растроганно-восторженным голосом: «мейстер, мейстер, я преклоняюсь перед вашим знанием, вашей наукой, вашей личностью, я обожаю вас, возьмите меня, учите меня, ведите меня, видите — я весь ваш», и бросился ко мне на шею, пряча голову на моем плече.
Герцогиня Елизавета Беатриса сидела в глубоком кресле в капоте по случаю своей близящейся к сроку беременности, с стыдливой гордостью смотря на свой большой, возвышавшийся из-за ручек кресла живот, тогда как советник, герцог Филипп и я стояли перед нею и слушали её тихий, нарочно делаемый еще более болезненным говор:
«Вы, дорогой мейстер Амброзиус, поступаете, может быть, не совсем благоразумно, так явно становясь на сторону принцессы Амалии против меня, против нашего почтенного друга, заслуженного советника, в нашем прискорбном, хотя и легком семейном разладе; виною всему этому болезненное воображение бедной принцессы
