сила дама. — А то гдѣ же? — отвѣчала старуха. «Амброзіусъ спитъ?» спросила другая дама. — А то какъ же? — былъ снова отвѣтъ старой служанки. — Сегодня, Бьянка, нужно больше ѣсть, завтра твоя очередь — сказала дама. «Да, завтра моя очередь» отозвалась другая. — «Зачѣмъ этотъ плащъ?» — сказали онѣ громко обѣ разомъ. Я не «могъ больше выдерживать, я всталъ, и сбросивъ плащѣ, уже согрѣтый, громко сказалъ: «довершите ваше благодѣяніе, спасши меня, дайте стаканъ вина и кусокъ хлѣба, чтобы подкрѣпить ослабѣвшія силы». Часы пробили десять, обѣ дамы разомъ зѣвнули, стали протирать глаза, какъ послѣ сна, съ удивленіемъ посмотрѣли на меня, будто что-то вспоминая, наконецъ, старшая, названная Бьянкою, сказала звонкимъ, не похожимъ на прежній голосомъ: «Теперь я помню, спасенный красавецъ съ моря? конечно, ужинъ, вина, но не плащъ; не плащъ; срокъ прошелъ, мы свободны! Сестра, о какое тѣло, какое совершенство». Вино краснѣло въ широкихъ стаканахъ, холодныя, но обильныя и пряныя блюда манили аппетитъ, въ глубинѣ бѣлѣла постель. Дамы живыя съ блестящими глазами, раскраснѣвшіяся, осматривали меня, какъ дѣти, удивляя меня своими наивными
сила дама. — А то где же? — отвечала старуха. «Амброзиус спит?» спросила другая дама. — А то как же? — был снова ответ старой служанки. — Сегодня, Бьянка, нужно больше есть, завтра твоя очередь — сказала дама. «Да, завтра моя очередь» отозвалась другая. — «Зачем этот плащ?» — сказали они громко обе разом. Я не «мог больше выдерживать, я встал, и сбросив плаще, уже согретый, громко сказал: «довершите ваше благодеяние, спасши меня, дайте стакан вина и кусок хлеба, чтобы подкрепить ослабевшие силы». Часы пробили десять, обе дамы разом зевнули, стали протирать глаза, как после сна, с удивлением посмотрели на меня, будто что-то вспоминая, наконец, старшая, названная Бьянкою, сказала звонким, не похожим на прежний голосом: «Теперь я помню, спасенный красавец с моря? конечно, ужин, вина, но не плащ; не плащ; срок прошел, мы свободны! Сестра, о какое тело, какое совершенство». Вино краснело в широких стаканах, холодные, но обильные и пряные блюда манили аппетит, в глубине белела постель. Дамы живые с блестящими глазами, раскрасневшиеся, осматривали меня, как дети, удивляя меня своими наивными
