Господь, претворившій воду въ вино, не помогъ мнѣ выйти незамѣтнымъ, такъ какъ почти еще до зари насъ поднялъ служитель и велѣлъ отъ имени настоятеля идти въ трапезную, гдѣ была уже вся братія налицо. Игуменъ едва отвѣтилъ на наше привѣтствіе, когда насъ привели и поставили отдѣльно отъ прочихъ, закрывъ мое лицо покрываломъ. Указавъ на значеніе и важность инокскихъ обѣтовъ, игуменъ продолжалъ, дѣлая жестъ въ нашу сторону: «но вотъ среди нашей столь примѣрной, столь свято благоухающей обители, нашлась овца, портящая стадо, нашелся братъ, который, забывъ обѣты цѣломудрія, послушанія святости, вводитъ тайно отъ насъ въ келью женщину, проводитъ съ ней ночь, вноситъ соблазнъ въ нашу ограду, грѣхъ, смерть и проклятье». Мой братъ плакалъ, бія себя въ жирную грудь и приговаривая: mea culpa, mea culpa, остальные осуждающе молчали. Видя оборотъ дѣла не сулящимъ мнѣ добра, я выступили» впередъ и сказалъ скромно и внятно: — «святой отецъ, честная братія, вы напрасно вините этого добраго брата; ви-
Господь, претворивший воду в вино, не помог мне выйти незаметным, так как почти еще до зари нас поднял служитель и велел от имени настоятеля идти в трапезную, где была уже вся братия налицо. Игумен едва ответил на наше приветствие, когда нас привели и поставили отдельно от прочих, закрыв мое лицо покрывалом. Указав на значение и важность инокских обетов, игумен продолжал, делая жест в нашу сторону: «но вот среди нашей столь примерной, столь свято благоухающей обители, нашлась овца, портящая стадо, нашелся брат, который, забыв обеты целомудрия, послушания святости, вводит тайно от нас в келью женщину, проводит с ней ночь, вносит соблазн в нашу ограду, грех, смерть и проклятье». Мой брат плакал, бия себя в жирную грудь и приговаривая: mea culpa, mea culpa, остальные осуждающе молчали. Видя оборот дела не сулящим мне добра, я выступили» вперед и сказал скромно и внятно: — «святой отец, честная братия, вы напрасно вините этого доброго брата; ви-
