свѣчу святому Христофору, чтобы все вышло благополучно.
— А вамъ не жалко будетъ покинуть отца? — спросилъ я, вставая, чтобы идти внизъ.
— Жалко? нѣтъ, мнѣ теперь все равно, я такъ жить не могу; и потомъ вы же будете со мною?
— Конечно! — отвѣчалъ я, сбѣгая внизъ.
Войдя во второй этажъ небольшого дома, мы увидѣли женщину, наклонившуюся надъ лоханью за стиркой бѣлья; въ комнатѣ, наполненной теплымъ паромъ, было слышно только плескъ воды и шарканье полотна. Мы остановились у порога, и женщина спросила: «Вамъ кого?» — Госпожу Сюзанну Башъ, — проговорилъ Франсуа.
— Кажется, дома и одна — пройдите, — проговорила женщина, не переставая стирать.
— Это вы, де-Сосье? войдите, — раздался голосъ изъ сосѣдней комнаты. Въ небольшой каморкѣ, заваленной какими-то платьями, подъ окномъ стоялъ столъ и стулъ на возвышеніи; тамъ сидѣла и разбирала какіе-то лоскутки женщина лѣтъ тридцати, съ незначительнымъ блѣднымъ лицомъ въ тем-
свечу святому Христофору, чтобы всё вышло благополучно.
— А вам не жалко будет покинуть отца? — спросил я, вставая, чтобы идти вниз.
— Жалко? нет, мне теперь всё равно, я так жить не могу; и потом вы же будете со мною?
— Конечно! — отвечал я, сбегая вниз.
Войдя во второй этаж небольшого дома, мы увидели женщину, наклонившуюся над лоханью за стиркой белья; в комнате, наполненной теплым паром, было слышно только плеск воды и шарканье полотна. Мы остановились у порога, и женщина спросила: «Вам кого?» — Госпожу Сюзанну Баш, — проговорил Франсуа.
— Кажется, дома и одна — пройдите, — проговорила женщина, не переставая стирать.
— Это вы, де-Сосье? войдите, — раздался голос из соседней комнаты. В небольшой каморке, заваленной какими-то платьями, под окном стоял стол и стул на возвышении; там сидела и разбирала какие-то лоскутки женщина лет тридцати, с незначительным бледным лицом в тем-
