виду Франсуа и его друга. Я ничего ему не сказалъ, но эти слова врѣзались въ мою память. Однажды, когда мы давно не видѣли князя, Франсуа пришелъ домой поздно, сердитый, пьяный, чѣмъ-то разстроенный.
— Что съ Вами, Франсуа, — спросилъ я, не бросая куртки, которую я зашивалъ при свѣчкѣ.
Ничего не отвѣчая, тотъ только завздыхалъ еще сильнѣе и легъ на постель лицомъ къ стѣнкѣ.
Казалось, онъ плакалъ.
— Что съ вами, Франсуа, скажите мнѣ? вы знаете, что кромѣ князя никто васъ такъ не любитъ, какъ я. Ну, поговоримте о вашемъ другѣ, хотите? — прибавилъ я, видя, что тотъ не отвѣчаетъ.
Франсуа обернулъ ко мнѣ свое лицо съ заплаканными глазами:
— Если бъ вы понимали Эме!.. но вѣдь вы ничего не знающій мальчикъ, хотя, можетъ быть, и любите меня.
— Ну, поговоримте тогда о вашемъ другѣ.
— Зачѣмъ вы мучаете меня? мы его никогда не увидимъ больше, его нѣтъ.
— Онъ убитъ, умеръ? — спросилъ я.
виду Франсуа и его друга. Я ничего ему не сказал, но эти слова врезались в мою память. Однажды, когда мы давно не видели князя, Франсуа пришел домой поздно, сердитый, пьяный, чем-то расстроенный.
— Что с Вами, Франсуа, — спросил я, не бросая куртки, которую я зашивал при свечке.
Ничего не отвечая, тот только завздыхал еще сильнее и лег на постель лицом к стенке.
Казалось, он плакал.
— Что с вами, Франсуа, скажите мне? вы знаете, что кроме князя никто вас так не любит, как я. Ну, поговоримте о вашем друге, хотите? — прибавил я, видя, что тот не отвечает.
Франсуа обернул ко мне свое лицо с заплаканными глазами:
— Если б вы понимали Эме!.. но ведь вы ничего не знающий мальчик, хотя, может быть, и любите меня.
— Ну, поговоримте тогда о вашем друге.
— Зачем вы мучаете меня? мы его никогда не увидим больше, его нет.
— Он убит, умер? — спросил я.
