Прошло твое лѣто
Колета, Колета…
— Меня бѣситъ это пѣніе! Жакъ, прекрати.
— Какъ же я буду танцовать свой менуэтъ?
«И въ небеса неслись бы голоса
Тобой освобожденныхъ, вольныхъ гражданъ».
Колета залпомъ выпила вино; мнѣ казалось, что я во снѣ; ссора все усиливалась; Франсуа тянулся къ Колетѣ, говоря: «ну, поцѣлуйте меня, милая Колета, ну, ангелъ мой, душа моя».
— Очень мнѣ нужно цѣловать всякаго пакостника, всякаго потаскуна? Что, я не знаю, откуда у тебя деньги? отъ папаши герцога, какъ же? что стѣсняться? здѣсь, все свои и я плюну тебѣ въ лицо, если ты еще полѣзешь ко мнѣ. Ты самъ знаешь, что знаешь!
— Ваши слова оскорбляютъ также и меня, сударыня, — поднялся молодой человѣкъ со странными глазами.
— Ахъ, оскорбляйся, кто хочетъ! Вы всѣ мнѣ надоѣли и чего вы сюда ходите, разъ мы вамъ не нужны?
— Кого оскорбляютъ? кто смѣетъ оскор-
Прошло твое лето
Колета, Колета…
— Меня бесит это пение! Жак, прекрати.
— Как же я буду танцевать свой менуэт?
«И в небеса неслись бы голоса
Тобой освобожденных, вольных граждан».
Колета залпом выпила вино; мне казалось, что я во сне; ссора всё усиливалась; Франсуа тянулся к Колете, говоря: «ну, поцелуйте меня, милая Колета, ну, ангел мой, душа моя».
— Очень мне нужно целовать всякого пакостника, всякого потаскуна? Что, я не знаю, откуда у тебя деньги? от папаши герцога, как же? что стесняться? здесь, всё свои и я плюну тебе в лицо, если ты еще полезешь ко мне. Ты сам знаешь, что знаешь!
— Ваши слова оскорбляют также и меня, сударыня, — поднялся молодой человек со странными глазами.
— Ах, оскорбляйся, кто хочет! Вы все мне надоели и чего вы сюда ходите, раз мы вам не нужны?
— Кого оскорбляют? кто смеет оскор-
