— Если мы будемъ говорить, то лучше ходя, такъ я скорѣе понимаю, — замѣтилъ Ваня.
— Отлично.
И они стали ходить, то останавливаясь, то снова двигаясь между деревьями.
— За что же вы лишили меня вашей дружбы, вашего расположенія? Вы подозрѣвали меня виновнымъ въ смерти Иды Гольбергъ?
— Нѣтъ.
— За что же? Отвѣтьте откровенно.
— Отвѣчу откровенно: за вашу исторію съ Ѳедоромъ.
— Вы думаете?
— Я знаю то, что есть, и вы не будете же отпираться.
— Конечно.
— Теперь, можетъ быть, я отнесся бы совсѣмъ иначе, но тогда я многаго не зналъ, ни о чемъ не думалъ, и мнѣ было очень тяжело, потому что, признаюсь, мнѣ казалось, что я васъ теряю безвозвратно и вмѣстѣ съ вами всякій путь къ красотѣ жизни.
Они, сдѣлавши кругъ вокругъ лужайки, опять шли по той же дорожкѣ, и дѣти вдали, играя мячемъ, громко, но далеко смѣялись.
— Если мы будем говорить, то лучше ходя, так я скорее понимаю, — заметил Ваня.
— Отлично.
И они стали ходить, то останавливаясь, то снова двигаясь между деревьями.
— За что же вы лишили меня вашей дружбы, вашего расположения? Вы подозревали меня виновным в смерти Иды Гольберг?
— Нет.
— За что же? Ответьте откровенно.
— Отвечу откровенно: за вашу историю с Федором.
— Вы думаете?
— Я знаю то, что есть, и вы не будете же отпираться.
— Конечно.
— Теперь, может быть, я отнесся бы совсем иначе, но тогда я многого не знал, ни о чём не думал, и мне было очень тяжело, потому что, признаюсь, мне казалось, что я вас теряю безвозвратно и вместе с вами всякий путь к красоте жизни.
Они, сделавши круг вокруг лужайки, опять шли по той же дорожке, и дети вдали, играя мячем, громко, но далеко смеялись.
