— Разъ голая сущность — одна и та же, не все ли равно, какъ къ ней дойти, — ростомъ ли міровой любви, животнымъ ли порывомъ?
— Что съ вами? Я не узнаю друга каноника Мори! Разумѣется, фактъ и голая сущность не важны, а важно отношеніе къ нимъ — и самый возмутительный фактъ, самое невѣроятное положеніе можетъ оправдаться и очиститься отношеніемъ къ нему, — проговорилъ Орсини серьезно и почти поучительно.
— Можетъ, это и правда, несмотря на свою наставительность, — замѣтилъ Ваня, улыбаясь, и, сѣвши рядомъ со Штрупомъ, внимательно посмотрѣлъ на него, съ боку.
Они пріѣхали нѣсколько рано на вокзалъ провожать m-me Монье, уѣзжавшую въ Бретань, чтобы провести недѣли двѣ передъ Парижемъ. На блѣдно-желтомъ небѣ бѣлѣли шары электрическихъ фонарей, раздавались крики «pronti, partenza», суетились пассажиры на болѣе ранніе поѣзда, и изъ буфета безпрестанно доносились требованія и звяканье ложечекъ. Они пили кофе въ ожиданіи поѣзда; букетъ розъ gloire de Dijon
— Раз голая сущность — одна и та же, не всё ли равно, как к ней дойти, — ростом ли мировой любви, животным ли порывом?
— Что с вами? Я не узнаю друга каноника Мори! Разумеется, факт и голая сущность не важны, а важно отношение к ним — и самый возмутительный факт, самое невероятное положение может оправдаться и очиститься отношением к нему, — проговорил Орсини серьезно и почти поучительно.
— Может, это и правда, несмотря на свою наставительность, — заметил Ваня, улыбаясь, и, севши рядом со Штрупом, внимательно посмотрел на него, с боку.
Они приехали несколько рано на вокзал провожать m-me Монье, уезжавшую в Бретань, чтобы провести недели две перед Парижем. На бледно-желтом небе белели шары электрических фонарей, раздавались крики «pronti, partenza», суетились пассажиры на более ранние поезда, и из буфета беспрестанно доносились требования и звяканье ложечек. Они пили кофе в ожидании поезда; букет роз gloire de Dijon
