слаба; послѣ Неаполя мы пробудемъ въ Лугано, и я не знаю, сколько времени.
— Такъ долго я буду лишенъ возможности васъ видѣть, слышать вашъ голосъ… — началъ было мужской голосъ. — Мѣсяца четыре, — поспѣшно прервалъ его женскій. — «Мѣсяца четыре!» — какъ эхо повторилъ первый. — Я не думаю, чтобы вы стали скучать…
Они умолкли, услышавъ шаги поднимающихся Вани и Орсини, и въ утреннихъ сумеркахъ была только смутно видна фигура сидящей женщины и стоявшаго рядомъ не очень высокаго господина.
Войдя въ залъ, гдѣ ихъ охватило нѣсколько душное тепло многолюдной комнаты, Ваня спросилъ у Уго:
— Кто были эти русскіе?
— Блонская, Анна, и одинъ вашъ художникъ, — не помню его фамиліи.
— Онъ, кажется, влюбленъ въ нее?
— О, это всѣмъ извѣстно, такъ же, какъ его распутная жизнь.
— Она красавица? — спрашивалъ нѣсколько еще наивно Ваня.
— Вотъ, посмотрите.
Ваня обернулся и увидѣлъ входящей тоненькую блѣдную дѣвушку, съ гладкими
слаба; после Неаполя мы пробудем в Лугано, и я не знаю, сколько времени.
— Так долго я буду лишен возможности вас видеть, слышать ваш голос… — начал было мужской голос. — Месяца четыре, — поспешно прервал его женский. — «Месяца четыре!» — как эхо повторил первый. — Я не думаю, чтобы вы стали скучать…
Они умолкли, услышав шаги поднимающихся Вани и Орсини, и в утренних сумерках была только смутно видна фигура сидящей женщины и стоявшего рядом не очень высокого господина.
Войдя в зал, где их охватило несколько душное тепло многолюдной комнаты, Ваня спросил у Уго:
— Кто были эти русские?
— Блонская, Анна, и один ваш художник, — не помню его фамилии.
— Он, кажется, влюблен в нее?
— О, это всем известно, так же, как его распутная жизнь.
— Она красавица? — спрашивал несколько еще наивно Ваня.
— Вот, посмотрите.
Ваня обернулся и увидел входящей тоненькую бледную девушку, с гладкими
