матерія, погибнетъ, и произведенія искусства, Фидій, Моцартъ, Шекспиръ, допустимъ погибнутъ, но идея, типъ красоты, заключённые въ нихъ, не могутъ погибнуть, и это, можетъ быть, единственно цѣнное въ мѣняющейся и преходящей пестротѣ жизни. И, какъ бы ни были грубы осуществленія этихъ идей, они — божественны и чисты; развѣ въ религіозныхъ практикахъ не облекались высочайшія идеи аскетизма въ символическіе обряды, дикіе, изувѣрскіе, но освѣщенные скрытымъ въ нихъ символомъ, божественные?
Дѣлая послѣднія наставленія передъ прощаньемъ, Даніилъ Ивановичъ говорилъ:
— Вы, Смуровъ, послушайте меня: если понадобится духовное утѣшенье и способъ недорого устроиться, обращайтесь къ монсиньору, но если деньги у васъ совсѣмъ выйдутъ или вамъ будетъ нуженъ умный и прекрасный совѣтъ, — обратитесь къ Ларіону Дмитріевичу. Я дамъ вамъ его адресъ. Хорошо? обѣщаете мнѣ?
— Неужели больше не къ кому? Мнѣ бы этого очень не хотѣлось.
— У меня болѣе вѣрнаго никого нѣтъ; тогда уже ищите сами.
— А Уго? Онъ не поможетъ?
материя, погибнет, и произведения искусства, Фидий, Моцарт, Шекспир, допустим погибнут, но идея, тип красоты, заключённые в них, не могут погибнуть, и это, может быть, единственно ценное в меняющейся и преходящей пестроте жизни. И, как бы ни были грубы осуществления этих идей, они — божественны и чисты; разве в религиозных практиках не облекались высочайшие идеи аскетизма в символические обряды, дикие, изуверские, но освещенные скрытым в них символом, божественные?
Делая последние наставления перед прощаньем, Даниил Иванович говорил:
— Вы, Смуров, послушайте меня: если понадобится духовное утешенье и способ недорого устроиться, обращайтесь к монсиньору, но если деньги у вас совсем выйдут или вам будет нужен умный и прекрасный совет, — обратитесь к Лариону Дмитриевичу. Я дам вам его адрес. Хорошо? обещаете мне?
— Неужели больше не к кому? Мне бы этого очень не хотелось.
— У меня более верного никого нет; тогда уже ищите сами.
— А Уго? Он не поможет?
