съ маленькимъ чемоданомъ и тремя-четырьми любимыми книгами.
— Теперь въ Римѣ, въ Помпеѣ, въ Азіи — интереснѣйшія раскопки и новыя литературныя произведенія древнихъ тамъ найдены. — И грекъ, увлекаясь, блестя глазами, снова сбросивъ фуражку, долго говорилъ о своихъ мечтахъ, восторгахъ, планахъ, и Ваня печально смотрѣлъ на сіяющее переливающейся жизненностью некрасивое лицо маленькаго лысаго грека.
— Да, интересно все это, очень интересно, — молвилъ онъ мечтательно, когда тотъ, кончивъ свои повѣствованія, закурилъ папиросу.
— А вы будете здѣсь до осени? — вдругъ вспомнилъ спросить Даніилъ Ивановичъ.
— Вѣроятно. Съѣзжу въ Нижній на ярмарку и оттуда домой, — какъ бы стыдясь ничтожности своихъ плановъ, сознался Ваня.
— Что же, вы довольны? Сорокины эти — интересные люди?
— Они совсѣмъ простые, но добрые и радушные, — снова отвѣчалъ Ваня, недружелюбно думая о ставшихъ вдругъ такъ ему чужими людяхъ. — Я очень скучаю, очень! Знаете, никого нѣтъ, кто бы не только могъ заразить восторгомъ, но кто бы могъ
с маленьким чемоданом и тремя-четырьми любимыми книгами.
— Теперь в Риме, в Помпее, в Азии — интереснейшие раскопки и новые литературные произведения древних там найдены. — И грек, увлекаясь, блестя глазами, снова сбросив фуражку, долго говорил о своих мечтах, восторгах, планах, и Ваня печально смотрел на сияющее переливающейся жизненностью некрасивое лицо маленького лысого грека.
— Да, интересно всё это, очень интересно, — молвил он мечтательно, когда тот, кончив свои повествования, закурил папиросу.
— А вы будете здесь до осени? — вдруг вспомнил спросить Даниил Иванович.
— Вероятно. Съезжу в Нижний на ярмарку и оттуда домой, — как бы стыдясь ничтожности своих планов, сознался Ваня.
— Что же, вы довольны? Сорокины эти — интересные люди?
— Они совсем простые, но добрые и радушные, — снова отвечал Ваня, недружелюбно думая о ставших вдруг так ему чужими людях. — Я очень скучаю, очень! Знаете, никого нет, кто бы не только мог заразить восторгом, но кто бы мог
