Изъ кустовъ тихо вышелъ молодецъ въ пиджакѣ и картузѣ, и когда онъ, поровнявшись, поклонился Ванѣ, тотъ узналъ въ немъ Сергѣя.
— Кто это? — спросила Ната.
— Приказчикъ Сорокиныхъ.
— Это, вѣроятно, и есть герой только что бывшей исторіи, — какъ-то пошло улыбаясь, добавила Ната.
— Какой исторіи?
— А на паперти, развѣ ты ничего не слышалъ?
— Слышалъ, кричали бабы, да мнѣ и ни къ чему.
Ваня почти наткнулся на лежащаго человѣка въ бѣлой парѣ съ лѣтней форменной фуражкой, сползшей съ лица, на которое она была положена, съ руками, закинутыми подъ голову, спящаго на тѣнистомъ спускѣ къ рѣкѣ. И онъ очень удивился, узнавъ по лысинѣ, вздернутому носу, рѣдкой рыженькой бородкѣ и всей небольшой фигурѣ — учителя греческаго языка.
— Развѣ вы здѣсь, Даніилъ Ивановичъ? — говорилъ Ваня, отъ изумленья даже забывши поздороваться.
Из кустов тихо вышел молодец в пиджаке и картузе, и когда он, поравнявшись, поклонился Ване, тот узнал в нём Сергея.
— Кто это? — спросила Ната.
— Приказчик Сорокиных.
— Это, вероятно, и есть герой только что бывшей истории, — как-то пошло улыбаясь, добавила Ната.
— Какой истории?
— А на паперти, разве ты ничего не слышал?
— Слышал, кричали бабы, да мне и ни к чему.
Ваня почти наткнулся на лежащего человека в белой паре с летней форменной фуражкой, сползшей с лица, на которое она была положена, с руками, закинутыми под голову, спящего на тенистом спуске к реке. И он очень удивился, узнав по лысине, вздернутому носу, редкой рыженькой бородке и всей небольшой фигуре — учителя греческого языка.
— Разве вы здесь, Даниил Иванович? — говорил Ваня, от изумленья даже забывши поздороваться.
