глазами, сидѣла, слегка сгорбившись, на телѣжкѣ рядомъ съ Ваней, разбирая сорванные цвѣты.
— Все равно мнѣ, что я сама про себя думаю, что съ вами, Ванечка, говорю, потому душа у васъ младенческая.
При поворотѣ открылась обширная поляна и на ней куча домовъ входами внутрь; многіе походили на сараи безъ оконъ или съ окнами только въ верхнемъ жильѣ, безъ видимой улицы, кучей, посѣрѣвшіе отъ времени. Людей не было видно и только навстрѣчу пылившей бричкѣ съ Ариной Дмитріевной и Сашей несся лай собакъ изъ скита.
Послѣ обѣдни Сорокины и Ваня отправились къ старцу Леонтію, жившему на пчельникѣ въ полуверстѣ отъ скита. Проходя торопливо черезъ тѣнистый перелѣсокъ на небольшую поляну, гдѣ, среди высокой травы съ цвѣтами, была слышна струя невиднаго ручья въ деревянномъ жолобѣ, Арина Дмитріевна сообщала Ванѣ о старцѣ Леонтіи:
— Изъ великороссійской перешелъ вѣдь онъ въ истинную-то церковь, давно ужъ,
глазами, сидела, слегка сгорбившись, на тележке рядом с Ваней, разбирая сорванные цветы.
— Всё равно мне, что я сама про себя думаю, что с вами, Ванечка, говорю, потому душа у вас младенческая.
При повороте открылась обширная поляна и на ней куча домов входами внутрь; многие походили на сараи без окон или с окнами только в верхнем жилье, без видимой улицы, кучей, посеревшие от времени. Людей не было видно и только навстречу пылившей бричке с Ариной Дмитриевной и Сашей несся лай собак из скита.
После обедни Сорокины и Ваня отправились к старцу Леонтию, жившему на пчельнике в полуверсте от скита. Проходя торопливо через тенистый перелесок на небольшую поляну, где, среди высокой травы с цветами, была слышна струя невидного ручья в деревянном жолобе, Арина Дмитриевна сообщала Ване о старце Леонтии:
— Из великороссийской перешел ведь он в истинную-то церковь, давно уж,
