— Простите, помѣшала я вамъ, — говорила вошедшая Марья Дмитріевна: — вотъ лѣстовку вамъ принесла, въ свою сумочку уложите.
— А, хорошо!
— Что это вы прочитывали? — медлила уходить Марья Дмитріевна — думала, не прологъ ли, что взяли почитать.
— Нѣтъ, это такъ, пьеса одна, англійская.
— Такъ, а я думала, не прологъ ли, словъ-то не слышно, а чуть что читаете съ удареніемъ.
— Развѣ я вслухъ читалъ? — удивился Ваня.
— А то какъ же?… Такъ я лѣстовочку на этажерку положу… Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
И Марья Дмитріевна, поправивъ лампаду, безшумно удалилась, тихо, но плотно закрывъ двери. Ваня съ удивленіемъ, какъ пробужденный, посмотрѣлъ на образа въ кіотѣ, лампаду, кованый сундукъ въ углу, сдѣланную постель, крѣпкій столъ у окна съ бѣлой занавѣсью, за которой былъ виденъ садъ и звѣздное небо, — и, закрывъ книгу, задулъ свѣчу.
— Вотъ незабудокъ-то на болотѣ! — восклицала ежеминутно Марья Дмитріевна, по-
— Простите, помешала я вам, — говорила вошедшая Марья Дмитриевна: — вот листовку вам принесла, в свою сумочку уложите.
— А, хорошо!
— Что это вы прочитывали? — медлила уходить Марья Дмитриевна — думала, не пролог ли, что взяли почитать.
— Нет, это так, пьеса одна, английская.
— Так, а я думала, не пролог ли, слов-то не слышно, а чуть что читаете с ударением.
— Разве я вслух читал? — удивился Ваня.
— А то как же?… Так я листовочку на этажерку положу… Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
И Марья Дмитриевна, поправив лампаду, бесшумно удалилась, тихо, но плотно закрыв двери. Ваня с удивлением, как пробужденный, посмотрел на образа в киоте, лампаду, кованый сундук в углу, сделанную постель, крепкий стол у окна с белой занавесью, за которой был виден сад и звездное небо, — и, закрыв книгу, задул свечу.
— Вот незабудок-то на болоте! — восклицала ежеминутно Марья Дмитриевна, по-
