— Да, вѣдь, на самомъ на виду и положила-то ихъ, а потомъ и не къ чему.
— Хоть бы ты, Парфенъ, напомнилъ!..
— Да вѣдь мнѣ-то что же? Если бы гдѣ на волѣ забыли, я бы, конечно, скричалъ, а то я въ горницы не ходилъ, — оправдывался старикъ-работникъ.
— Иванъ Петровичъ, Саша! Куда же вы?! — позвала Арина Дмитріевна молодыхъ людей, начавшихъ уже подыматься въ гору,
— Мы, маменька, пѣшкомъ пройдемся, еще раньше васъ придемъ тропкой-то.
— Ну, идите, идите, ноги молодыя. А то проѣхались бы, Иванъ Петровичъ? — уговаривала она Ваню.
— Нѣтъ, ничего, мы пѣшкомъ, благодарю васъ, — кричалъ тотъ съ полугоры.
— Вонъ — любимовскій прибѣжалъ, — замѣтилъ Саша, снимая фуражку и оборачиваясь слегка вспотѣвшимъ, раскраснѣвшимся лицомъ къ вѣтру.
— Прохоръ Никитычъ надолго уѣхалъ?
— Нѣтъ, дольше Петрова дня не пробудетъ на Унжѣ, тамъ дѣла немного, только посмотрѣть.
— А вы, Саша, развѣ никогда съ отцомъ не ѣздите?
— А я и всегда съ нимъ ѣзжу, это вотъ
— Да ведь на самом на виду и положила-то их, а потом и не к чему.
— Хоть бы ты, Парфен, напомнил!..
— Да ведь мне-то что же? Если бы где на воле забыли, я бы, конечно, скричал, а то я в горницы не ходил, — оправдывался старик-работник.
— Иван Петрович, Саша! Куда же вы?! — позвала Арина Дмитриевна молодых людей, начавших уже подыматься в гору,
— Мы, маменька, пешком пройдемся, еще раньше вас придем тропкой-то.
— Ну, идите, идите, ноги молодые. А то проехались бы, Иван Петрович? — уговаривала она Ваню.
— Нет, ничего, мы пешком, благодарю вас, — кричал тот с полугоры.
— Вон — любимовский прибежал, — заметил Саша, снимая фуражку и оборачиваясь слегка вспотевшим, раскрасневшимся лицом к ветру.
— Прохор Никитыч надолго уехал?
— Нет, дольше Петрова дня не пробудет на Унже, там дела немного, только посмотреть.
— А вы, Саша, разве никогда с отцом не ездите?
— А я и всегда с ним езжу, это вот
