давшій дома вмѣстѣ съ Иваномъ Осиповичемъ; и, когда онъ несся потомъ по двору, высоко держа обѣими руками блюдо, за нимъ катилась и кухарка съ ложкой или вилкой, крича: «да что это, будто я сама не подамъ? Зачѣмъ Сергѣя-то гонять? Я бы скоро»…
— Вы бы скоро, а мы сейчасъ, — отпарировалъ Сергѣй, ухарски брякая посудой передъ Ариной Дмитріевной и усаживаясь съ улыбочкой на свое мѣсто между Иваномъ Осиповичемъ и Сашей.
— И къ чему это Богъ такую жару придумалъ? — допытывался Сергѣй. — Никому-то она не нужна: вода сохнетъ, деревья горятъ, — всѣмъ тяжело…
— Для хлѣба, знать.
— Да и для хлѣба безо времени да безъ мѣры не большая прибыль. А вѣдь и вовремя и не во-время — все Богъ посылаетъ.
— Не во-время, тогда, значитъ, испытаніе за грѣхи.
— А вотъ, — вмѣшался Иванъ Осиповичъ, — у насъ одного старика жаромъ убило; никого не обижалъ и шелъ-то на богомолье, а его жаромъ и убило. Это какъ понимать надо? — Сергѣй, молча, торжествовалъ.
— За чужіе, знать, грѣхи, не за свои
давший дома вместе с Иваном Осиповичем; и, когда он несся потом по двору, высоко держа обеими руками блюдо, за ним катилась и кухарка с ложкой или вилкой, крича: «да что это, будто я сама не подам? Зачем Сергея-то гонять? Я бы скоро»…
— Вы бы скоро, а мы сейчас, — отпарировал Сергей, ухарски брякая посудой перед Ариной Дмитриевной и усаживаясь с улыбочкой на свое место между Иваном Осиповичем и Сашей.
— И к чему это Бог такую жару придумал? — допытывался Сергей. — Никому-то она не нужна: вода сохнет, деревья горят, — всем тяжело…
— Для хлеба, знать.
— Да и для хлеба безо времени да без меры не большая прибыль. А ведь и вовремя и не вовремя — всё Бог посылает.
— Не вовремя, тогда, значит, испытание за грехи.
— А вот, — вмешался Иван Осипович, — у нас одного старика жаром убило; никого не обижал и шел-то на богомолье, а его жаром и убило. Это как понимать надо? — Сергей молча торжествовал.
— За чужие, знать, грехи, не за свои
