Штрупа: «Я не позволю, чтобъ кто-нибудь касался этого! Тѣмъ болѣе женщина. Я запрещаю, слышите ли, запрещаю вамъ говорить объ этомъ!» Дверь снова затворилась и голоса снова стали глуше; Ваня въ тоскѣ осматривалъ такъ хорошо знакомую переднюю: электричество передъ зеркаломъ и надъ столомъ, платье на вѣшалкахъ; на столъ были брошены дамскія перчатки, но шляпы и верхняго платья не было видно. Двери опять съ трескомъ распахнулись, и Штрупъ, не замѣчая Вани, съ гнѣвнымъ поблѣднѣвшимъ лицомъ прошелъ въ коридоръ; черезъ секунду за нимъ послѣдовалъ почти бѣгомъ Ѳедоръ въ красной шелковой рубашкѣ, безъ пояса, съ графиномъ въ рукѣ. «Что вамъ угодно?» — обратился онъ къ Ванѣ, очевидно, не узнавая его. Лицо Ѳедора было возбужденно-красное, какъ у выпившаго, или нарумянившагося человѣка, рубашка безъ пояса, волосы тщательно расчесаны и будто слегка завиты, и отъ него сильно пахло духами Штрупа.
— Что вамъ угодно? — повторилъ онъ смотрѣвшему на него во всѣ глаза Ванѣ.
— Ларіонъ Дмитріевичъ?
— Ихъ нѣтъ-съ.
— Какъ же я его сейчасъ видѣлъ?
Штрупа: «Я не позволю, чтоб кто-нибудь касался этого! Тем более женщина. Я запрещаю, слышите ли, запрещаю вам говорить об этом!» Дверь снова затворилась и голоса снова стали глуше; Ваня в тоске осматривал так хорошо знакомую переднюю: электричество перед зеркалом и над столом, платье на вешалках; на стол были брошены дамские перчатки, но шляпы и верхнего платья не было видно. Двери опять с треском распахнулись, и Штруп, не замечая Вани, с гневным побледневшим лицом прошел в коридор; через секунду за ним последовал почти бегом Федор в красной шелковой рубашке, без пояса, с графином в руке. «Что вам угодно?» — обратился он к Ване, очевидно, не узнавая его. Лицо Федора было возбужденно-красное, как у выпившего или нарумянившегося человека, рубашка без пояса, волосы тщательно расчесаны и будто слегка завиты, и от него сильно пахло духами Штрупа.
— Что вам угодно? — повторил он смотревшему на него во все глаза Ване.
— Ларион Дмитриевич?
— Их нет-с.
— Как же я его сейчас видел?
