поддевкѣ. Штрупъ быстро взглянулъ на Ѳедора и Ваню, стоящихъ все другъ противъ друга.
— Извините, что заставилъ васъ дожидаться, — промолвилъ онъ Ванѣ, межъ тѣмъ, какъ Ѳедоръ бросился снимать пальто.
Какъ во снѣ видѣлъ Ваня все это, чувствуя, что уходитъ въ какую-то пропасть и все застилается туманомъ.
Когда Ваня вошелъ въ столовую, Анна Николаевна кончала говорить: «и обидно знаете, что такой человѣкъ такъ себя компрометируетъ». Константинъ Васильевичъ молча повелъ глазами на Ваню, взявшаго книгу и сѣвшаго у окна, и заговорилъ:
— Вотъ говорятъ: «изысканно, неестественно, излишне», но если оставаться при томъ употребленіи нашего тѣла, какое считается натуральнымъ, то придется руками только раздирать и класть въ ротъ сырое мясо и драться съ врагами; ногами преслѣдовать зайцевъ или убѣгать отъ волковъ и т. д. Это напоминаетъ сказку изъ 1001 ночи, гдѣ дѣвочка, мучимая идеею финальности, все спрашивала, для чего сотворено то или это. И когда она спросила про из-
поддевке. Штруп быстро взглянул на Федора и Ваню, стоящих всё друг против друга.
— Извините, что заставил вас дожидаться, — промолвил он Ване, меж тем, как Федор бросился снимать пальто.
Как во сне видел Ваня всё это, чувствуя, что уходит в какую-то пропасть и всё застилается туманом.
Когда Ваня вошел в столовую, Анна Николаевна кончала говорить: «и обидно знаете, что такой человек так себя компрометирует». Константин Васильевич молча повел глазами на Ваню, взявшего книгу и севшего у окна, и заговорил:
— Вот говорят: «изысканно, неестественно, излишне», но если оставаться при том употреблении нашего тела, какое считается натуральным, то придется руками только раздирать и класть в рот сырое мясо и драться с врагами; ногами преследовать зайцев или убегать от волков и т. д. Это напоминает сказку из 1001 ночи, где девочка, мучимая идеею финальности, всё спрашивала, для чего сотворено то или это. И когда она спросила про из-
