Тотъ обернулся, и въ свѣтѣ, проникающемъ изъ номерной двери, Ваня увидѣлъ быстрые и вороватые сѣрые глаза на блѣдномъ, какъ у людей, живущихъ взаперти или въ вѣчномъ пару, лицѣ, темные волосы въ скобку и прекрасно очерченный ротъ. Несмотря на нѣкоторую грубость чертъ, въ лицѣ была какая-то изнѣженность, и хотя Ваня съ предубѣжденіемъ смотрѣлъ на эти вороватые ласковые глаза и наглую усмѣшку рта, было что-то и въ лицѣ и во всей высокой фигурѣ, стройность которой даже подъ пиджакомъ бросалась въ глаза, что плѣняло и приводило въ смущенье.
— А вы ихъ изволите дожидаться?
— Да, ужъ скоро 7 часовъ.
— Шесть съ половиной, — поправилъ Ѳедоръ, вынувъ карманные часы, — а мы думали, что никого нѣтъ у нихъ въ комнатѣ… Навѣрно скоро будутъ, — прибавилъ онъ, чтобъ что-нибудь сказать.
— Да. Благодарю васъ, извините, что побезпокоилъ, — говорилъ Ваня, не двигаясь съ мѣста.
— Помилуйте-съ, — отвѣчалъ тотъ съ ужимкой.
Раздался громкій звонокъ, и вошли Штрупъ, Засадинъ и высокій молодой человѣкъ въ
Тот обернулся, и в свете, проникающем из номерной двери, Ваня увидел быстрые и вороватые серые глаза на бледном, как у людей, живущих взаперти или в вечном пару, лице, темные волосы в скобку и прекрасно очерченный рот. Несмотря на некоторую грубость черт, в лице была какая-то изнеженность, и хотя Ваня с предубеждением смотрел на эти вороватые ласковые глаза и наглую усмешку рта, было что-то и в лице и во всей высокой фигуре, стройность которой даже под пиджаком бросалась в глаза, что пленяло и приводило в смущенье.
— А вы их изволите дожидаться?
— Да, уж скоро 7 часов.
— Шесть с половиной, — поправил Федор, вынув карманные часы, — а мы думали, что никого нет у них в комнате… Наверно скоро будут, — прибавил он, чтоб что-нибудь сказать.
— Да. Благодарю вас, извините, что побеспокоил, — говорил Ваня, не двигаясь с места.
— Помилуйте-с, — отвечал тот с ужимкой.
Раздался громкий звонок, и вошли Штруп, Засадин и высокий молодой человек в
