— А если бъ ты жилъ всегда на дачѣ, зиму и лѣто?
— Тогда бы не было скверно; я бы установилъ программу.
— Правда, — подхватила Анна Николаевна, — на время не хочется и устраиваться. Напримѣръ, позапрошлое лѣто оклеили новыми обоями, — такъ всѣ чистенькими и пришлось подарить хозяину; не сдирать же ихъ!
— Что жъ ты жалѣешь, что ихъ не вымазала?
Ната съ гримасой смотрѣла черезъ стекло на горящія при закатѣ окна дворцовъ и золотисто-розовыя, широко и гладко расходящіяся волны.
— И потомъ народу масса, всѣ другъ про друга знаютъ, что готовятъ, сколько прислугѣ платятъ.
— Вообще гадость!..
— Зачѣмъ же ты ѣдешь?
— Какъ зачѣмъ? Куда же дѣваться? Въ городѣ что ли оставаться?
— Ну такъ что жъ? По крайней мѣрѣ, когда солнце, можно ходить по тѣневой сторонѣ.
— Вѣчно дядя Костя выдумаетъ.
— Мама, — вдругъ обернулась Ната, — поѣдемъ, голубчикъ, на Волгу: тамъ есть не-
— А если б ты жил всегда на даче, зиму и лето?
— Тогда бы не было скверно; я бы установил программу.
— Правда, — подхватила Анна Николаевна, — на время не хочется и устраиваться. Например, позапрошлое лето оклеили новыми обоями, — так все чистенькими и пришлось подарить хозяину; не сдирать же их!
— Что ж ты жалеешь, что их не вымазала?
Ната с гримасой смотрела через стекло на горящие при закате окна дворцов и золотисто-розовые, широко и гладко расходящиеся волны.
— И потом народу масса, все друг про друга знают, что готовят, сколько прислуге платят.
— Вообще гадость!..
— Зачем же ты едешь?
— Как зачем? Куда же деваться? В городе что ли оставаться?
— Ну так что ж? По крайней мере, когда солнце, можно ходить по теневой стороне.
— Вечно дядя Костя выдумает.
— Мама, — вдруг обернулась Ната, — поедем, голубчик, на Волгу: там есть не-
