гами, книги на столахъ и стульяхъ, клѣтку съ дроздомъ, параличнаго котенка на кожаномъ диванѣ и въ углу небольшую голову Антиноя, стоящую одиноко, какъ пенаты этого обиталища. Даніилъ Ивановичъ, въ войлочныхъ туфляхъ, хлопоталъ о чаѣ, вытаскивая изъ желѣзной печки сыръ и масло въ бумажкахъ, и котенокъ, не поворачивая головы, слѣдилъ зелеными глазами за движеніями своего хозяина. «И откуда мы взяли, что онъ старый, когда онъ совсѣмъ молодой», — думалъ Ваня, съ удивленіемъ разглядывая лысую голову маленькаго грека.
— Въ ХV-мъ вѣкѣ у итальянцевъ уже
прочно установился взглядъ на дружбу Ахилла съ Патрокломъ и Ореста съ Пиладомъ, какъ на содомскую любовь, между тѣмъ какъ у Гомера нѣтъ прямыхъ указаній на это.
— Что жъ, итальянцы это придумали сами?
— Нѣтъ, они были правы, но дѣло въ томъ, что только циничное отношеніе къ какой бы то ни было любви дѣлаетъ ее развратомъ. Нравственно или безнравственно я поступаю, когда чихаю, стираю пыль со стола, глажу котенка? И, однако, эти же поступки могутъ бтыь преступны, если, на-
гами, книги на столах и стульях, клетку с дроздом, параличного котенка на кожаном диване и в углу небольшую голову Антиноя, стоящую одиноко, как пенаты этого обиталища. Даниил Иванович, в войлочных туфлях, хлопотал о чае, вытаскивая из железной печки сыр и масло в бумажках, и котенок, не поворачивая головы, следил зелеными глазами за движениями своего хозяина. «И откуда мы взяли, что он старый, когда он совсем молодой», — думал Ваня, с удивлением разглядывая лысую голову маленького грека.
— В ХV-м веке у итальянцев уже
прочно установился взгляд на дружбу Ахилла с Патроклом и Ореста с Пиладом, как на содомскую любовь, между тем как у Гомера нет прямых указаний на это.
— Что ж, итальянцы это придумали сами?
— Нет, они были правы, но дело в том, что только циничное отношение к какой бы то ни было любви делает ее развратом. Нравственно или безнравственно я поступаю, когда чихаю, стираю пыль со стола, глажу котенка? И, однако, эти же поступки могут бтыь преступны, если, на-
