— Вотъ ты гдѣ, Иванъ! Что, гуляешь?
— Да, я довольно часто здѣсь бываю, а что?
— Что же я тебя никогда не вижу? Ты гдѣ-нибудь въ другой сторонѣ сидишь, что ли?
— Какъ придется.
— Вотъ Штрупа я каждый разъ встрѣчаю и даже подозрѣваю — не за однимъ ли и тѣмъ же мы и ходимъ сюда?
— Развѣ Штрупъ пріѣхалъ?
— Нѣкоторое время. Ната и всѣ это знаютъ, и какая бы Ната ни была дура, — все-таки свинство, что онъ къ намъ не является, будто мы какая-нибудь дрянь.
— При чемъ же тутъ Ната?
— Она ловитъ Штрупа и совершенно зря дѣлаетъ: онъ вообще не женится, а тѣмъ болѣе на Натѣ; я думаю, что и съ Идой-то Гольбергъ у него только эстетическіе разговоры, и я напрасно волнуюсь.
— Развѣ ты волнуешься?
— Понятно, разъ я влюбленъ! — и, позабывъ, что онъ разговариваетъ съ незнавшимъ его дѣлъ Ваней, Кока оживился: — чудная дѣвушка, образованная, музыкантша, красавица, и какъ богата! Только она — хромая. И вотъ хожу сюда каждый день видѣть ее,
— Вот ты где, Иван! Что, гуляешь?
— Да, я довольно часто здесь бываю, а что?
— Что же я тебя никогда не вижу? Ты где-нибудь в другой стороне сидишь, что ли?
— Как придется.
— Вот Штрупа я каждый раз встречаю и даже подозреваю — не за одним ли и тем же мы и ходим сюда?
— Разве Штруп приехал?
— Некоторое время. Ната и все это знают, и какая бы Ната ни была дура, — всё-таки свинство, что он к нам не является, будто мы какая-нибудь дрянь.
— При чём же тут Ната?
— Она ловит Штрупа и совершенно зря делает: он вообще не женится, а тем более на Нате; я думаю, что и с Идой-то Гольберг у него только эстетические разговоры, и я напрасно волнуюсь.
— Разве ты волнуешься?
— Понятно, раз я влюблен! — и, позабыв, что он разговаривает с незнавшим его дел Ваней, Кока оживился: — чудная девушка, образованная, музыкантша, красавица, и как богата! Только она — хромая. И вот хожу сюда каждый день видеть ее,
