Упавшая отъ моего быстраго движенія свѣча погасла, и г-жа де-Томбель, прерываясь смѣхомъ и поцѣлуями; шептала: «онъ спалъ, онъ спалъ въ ожиданіи! О, образецъ скромности!» Она казалась очевидно довольной мною, назначивъ свиданье черезъ четыре дня и проводивъ за двѣ комнаты, откуда меня вывела та же старая Маргарита. Было уже свѣтло, и, торопясь мимо большой лужи, я все-таки остановился посмотрѣться, стараясь видѣть свое лицо, какъ чужое. Я увидѣлъ кругловатое лицо съ прямымъ приподнятымъ носомъ, свѣтлосѣрые глаза, большой ротъ и густыя золотистыя брови; щеки были персиковаго цвѣта, слегка покрытыя пушкомъ; маленькія уши, длинныя ноги и высокій ростъ дополняли внѣшность счастливаго смертнаго, удостоеннаго любви госпожи Луизы де-Томбель.
Однажды, придя въ обычное время, я засталъ Луизу въ слезахъ, разстроенною; она объявила мнѣ, что обстоятельства ее призываютъ въ Парижъ, при чемъ неизвѣстно, когда она вернется и вернется ли
Упавшая от моего быстрого движения свеча погасла, и г-жа де-Томбель, прерываясь смехом и поцелуями; шептала: «он спал, он спал в ожидании! О, образец скромности!» Она казалась очевидно довольной мною, назначив свиданье через четыре дня и проводив за две комнаты, откуда меня вывела та же старая Маргарита. Было уже светло, и, торопясь мимо большой лужи, я всё-таки остановился посмотреться, стараясь видеть свое лицо, как чужое. Я увидел кругловатое лицо с прямым приподнятым носом, светло-серые глаза, большой рот и густые золотистые брови; щеки были персикового цвета, слегка покрытые пушком; маленькие уши, длинные ноги и высокий рост дополняли внешность счастливого смертного, удостоенного любви госпожи Луизы де-Томбель.
Однажды, придя в обычное время, я застал Луизу в слезах, расстроенною; она объявила мне, что обстоятельства ее призывают в Париж, при чём неизвестно, когда она вернется и вернется ли
