проливной дождь усиливалъ это впечатлѣніе. Шумъ голосовъ, звяканье ложечекъ мѣшался съ глухимъ гамомъ большой перемѣны, доносившимся изъ залы и временами совсѣмъ близко — изъ коридора.
— Орлова опять изводятъ шестиклассники; рѣшительно, онъ не умѣетъ себя поставить.
— Ну, хорошо, ну, допустимъ, вы выведете ему двойку, онъ останется, — думаете ли вы этимъ его исправить?
— Я вовсе не преслѣдую исправительныя цѣли, а стараюсь о справедливой оцѣнкѣ знанія.
— Наши бы гимназисты пришли въ ужасъ, если бы увидали программы французскихъ коллежей, не говоря о семинаріяхъ.
— Врядъ ли Иванъ Петровичъ будетъ этимъ доволенъ.
— Безподобно, говорю вамъ, безподобно, вчера онъ былъ отлично въ голосѣ.
— Вы тоже хороши, лѣзете на малый въ трефахъ, а у самого король, валетъ и двѣ маленькія.
— Шпилевскій — распутный мальчишка, и я не понимаю, что вы за него такъ стоите.
Всѣ голоса покрылъ рѣзкій теноръ ин-
проливной дождь усиливал это впечатление. Шум голосов, звяканье ложечек мешался с глухим гамом большой перемены, доносившимся из залы и временами совсем близко — из коридора.
— Орлова опять изводят шестиклассники; решительно, он не умеет себя поставить.
— Ну, хорошо, ну, допустим, вы выведете ему двойку, он останется, — думаете ли вы этим его исправить?
— Я вовсе не преследую исправительные цели, а стараюсь о справедливой оценке знания.
— Наши бы гимназисты пришли в ужас, если бы увидали программы французских коллежей, не говоря о семинариях.
— Вряд ли Иван Петрович будет этим доволен.
— Бесподобно, говорю вам, бесподобно, вчера он был отлично в голосе.
— Вы тоже хороши, лезете на малый в трефах, а у самого король, валет и две маленькие.
— Шпилевский — распутный мальчишка, и я не понимаю, что вы за него так стоите.
Все голоса покрыл резкий тенор ин-
