— Я не знаю, я хотѣлъ бы куда-нибудь уѣхать отъ всего этого: и отъ гимназіи, и отъ Гомера, и отъ Анны Николаевны — вотъ и все.
— На лоно природы?
— Именно.
— Но, милый другъ мой, если жить на лонѣ природы — значитъ больше ѣсть, пить молоко, купаться и ничего не дѣлать, то, конечно, это очень просто; но наслаждаться природой, пожалуй, труднѣе греческой грамматики и, какъ всякое наслажденье, утомляетъ. И я не повѣрю человѣку, который, видя равнодушно въ городѣ лучшую часть природы — небо и воду, ѣдетъ искать природы на Монбланъ; я не повѣрю, что онъ любитъ природу.
Дядя Костя предложилъ Ванѣ подвезти его на извозчикѣ.
Въ жаркомъ утрѣ уже чувствовалась близость лѣта, и улицы наполовину были перегорожены рогатками. Дядя Костя, занимая три четверти пролетки, крѣпко сидѣлъ, разставя ноги.
— Дядя Костя, вы подождите немного, я только узнаю, пришелъ ли батюшка, и
— Я не знаю, я хотел бы куда-нибудь уехать от всего этого: и от гимназии, и от Гомера, и от Анны Николаевны — вот и всё.
— На лоно природы?
— Именно.
— Но, милый друг мой, если жить на лоне природы — значит больше есть, пить молоко, купаться и ничего не делать, то, конечно, это очень просто; но наслаждаться природой, пожалуй, труднее греческой грамматики и, как всякое наслажденье, утомляет. И я не поверю человеку, который, видя равнодушно в городе лучшую часть природы — небо и воду, едет искать природы на Монблан; я не поверю, что он любит природу.
Дядя Костя предложил Ване подвезти его на извозчике.
В жарком утре уже чувствовалась близость лета, и улицы наполовину были перегорожены рогатками. Дядя Костя, занимая три четверти пролетки, крепко сидел, расставя ноги.
— Дядя Костя, вы подождите немного, я только узнаю, пришел ли батюшка, и
