— Что это Николаевъ ко мнѣ пристаетъ?!
— Николаевъ, зачѣмъ вы пристаете къ Шпилевскому?
— Я не пристаю.
— Что же вы дѣлаете?
— Я его щекочу.
— Садитесь. А вамъ, г-нъ Шпилевскій, совѣтую быть болѣе точнымъ въ словоупотребленіи. Принимая въ соображеніе, что вы не женщина, приставать къ вамъ г-нъ Николаевъ не можетъ, будучи юношей уже на возрастѣ и понятій достаточно ограниченныхъ.
— Я ставлю вопросъ такъ: хочешь работатать — работай, не хочешь — не работай! — говорила Анна Николаевна съ такимъ видомъ, будто интересъ всего міра сосредоточенъ на томъ, какъ она ставитъ вопросъ. Въ гостиной, уставленной вдоль и поперекъ стильной мебелью въ видѣ сидячихъ ваннъ, купальныхъ креселъ и ящиковъ для бумагъ, было шумно отъ четырехъ женскихъ голосовъ: Анны Николаевны, Наты, сестеръ Шпейеръ — художницъ.
— Этотъ шкафъ я очень люблю, но ска-
— Что это Николаев ко мне пристает?!
— Николаев, зачем вы пристаете к Шпилевскому?
— Я не пристаю.
— Что же вы делаете?
— Я его щекочу.
— Садитесь. А вам, г-н Шпилевский, советую быть более точным в словоупотреблении. Принимая в соображение, что вы не женщина, приставать к вам г-н Николаев не может, будучи юношей уже на возрасте и понятий достаточно ограниченных.
— Я ставлю вопрос так: хочешь работатать — работай, не хочешь — не работай! — говорила Анна Николаевна с таким видом, будто интерес всего мира сосредоточен на том, как она ставит вопрос. В гостиной, уставленной вдоль и поперек стильной мебелью в виде сидячих ванн, купальных кресел и ящиков для бумаг, было шумно от четырех женских голосов: Анны Николаевны, Наты, сестер Шпейер — художниц.
— Этот шкаф я очень люблю, но ска-
