— Что вы, дядя! Кто же мнѣ будетъ давать?
— Такъ, значитъ, нѣтъ?
— Нѣтъ.
— Плохо дѣло!
— А вы сколько желали бы имѣть?
— Рублей пять, не много, совсѣмъ немного, снова оживился Константинъ Васильевичъ — Можетъ, найдутся, а? Только до середы?!
— Нѣтъ у меня пяти рублей.
Константинъ Васильевичъ посмотрѣлъ разочарованно и хитро на Ваню и помолчалъ. Ванѣ сдѣлалось еще тоскливѣе.
— Что жъ дѣлать-то? Дождикъ еще идетъ… Вотъ что, Иванушка, попроси денегъ для меня у Ларіона Дмитріевича.
— У Штрупа?
— Да, попроси голубчикъ!
— Что жъ вы сами не попросите?
— Онъ мнѣ не дастъ.
— Почему же вамъ не дастъ, а мнѣ дастъ.
— Да ужъ дастъ, повѣрь; пожалуйста, голубчикъ, только не говори, что для меня; будто для тебя самого нужно 20 рублей.
— Да вѣдь 5 только?!
— Не все ли равно сколько просить? Пожалуйста, Ваня!
— Что вы, дядя! Кто же мне будет давать?
— Так, значит, нет?
— Нет.
— Плохо дело!
— А вы сколько желали бы иметь?
— Рублей пять, немного, совсем немного, снова оживился Константин Васильевич — Может, найдутся, а? Только до середы?!
— Нет у меня пяти рублей.
Константин Васильевич посмотрел разочарованно и хитро на Ваню и помолчал. Ване сделалось еще тоскливее.
— Что ж делать-то? Дождик еще идет… Вот что, Иванушка, попроси денег для меня у Лариона Дмитриевича.
— У Штрупа?
— Да, попроси, голубчик!
— Что ж вы сами не попросите?
— Он мне не даст.
— Почему же вам не даст, а мне даст.
— Да уж даст, поверь; пожалуйста, голубчик, только не говори, что для меня; будто для тебя самого нужно 20 рублей.
— Да ведь 5 только?!
— Не всё ли равно, сколько просить? Пожалуйста, Ваня!
