длинными волосами и съ вышедшей изъ моды сумкой черезъ плечо, — все говорило о болѣе продолжительномъ пути, о менѣе привычномъ, болѣе дѣлающемъ эпоху путешествіи.
Глядя на красноватый лучъ солнца, мелькавшій неровнымъ заревомъ черезъ клубы локомотивнаго пара, на поглупѣвшее лицо спящаго Николая Ивановича, Ваня вспомнилъ скрипучій голосъ этого же брата, говорившаго ему въ передней тамъ, далеко, «дома»: «денегъ тебѣ отъ мамаши ничего не осталось; ты знаешь, мы и сами не богаты, но, какъ брату, я готовъ тебѣ помочь; тебѣ еще долго учиться, къ себѣ я взять тебя не могу, а поселю у Алексѣя Васильевича, буду навѣщать; тамъ весело, много нужныхъ людей можно встрѣтить. Ты старайся; мы сами бы съ Наташей рады тебя взять, но рѣшительно невозможно; да тебѣ и самому у Казанскихъ будетъ веселѣй: тамъ вѣчно молодежь. За тебя я буду платить; когда раздѣлимся — вычту». Ваня слушалъ, сидя на окнѣ въ передней и глядя, какъ солнце освѣщало уголъ сундука, полосатыя,”сѣрыя съ лиловатымъ, брюки Николая Ивановича и крашеный полъ. Смысла словъ онъ не старался уловить, думая, какъ умирала мама, какъ вдругъ весь домъ наполнился какими-
длинными волосами и с вышедшей из моды сумкой через плечо, — всё говорило о более продолжительном пути, о менее привычном, более делающем эпоху путешествии.
Глядя на красноватый луч солнца, мелькавший неровным заревом через клубы локомотивного пара, на поглупевшее лицо спящего Николая Ивановича, Ваня вспомнил скрипучий голос этого же брата, говорившего ему в передней там, далеко, «дома»: «денег тебе от мамаши ничего не осталось; ты знаешь, мы и сами не богаты, но, как брату, я готов тебе помочь; тебе еще долго учиться, к себе я взять тебя не могу, а поселю у Алексея Васильевича, буду навещать; там весело, много нужных людей можно встретить. Ты старайся; мы сами бы с Наташей рады тебя взять, но решительно невозможно; да тебе и самому у Казанских будет веселей: там вечно молодежь. За тебя я буду платить; когда разделимся — вычту». Ваня слушал, сидя на окне в передней и глядя, как солнце освещало угол сундука, полосатые,”серые с лиловатым, брюки Николая Ивановича и крашеный пол. Смысла слов он не старался уловить, думая, как умирала мама, как вдруг весь дом наполнился какими-
