Филлида сидѣла на порогѣ дома, читая свитки, только что привезенные Нектанебомъ, гдѣ почеркомъ переписчика было написано: «Элегіи Филлиды, несчастной дочери Палемона». Она сидѣла наклонившись, не слыша, какъ проходили рабы съ полными ушатами парного молока, какъ садовникъ подрѣзалъ цвѣты, какъ собачка лаяла, гоняясь за прыгающими лягушками, и вдалекѣ пѣли жнецы заунывную пѣсню. Строки вились передъ нею и воспоминаніе прошлыхъ тревогъ туманило вновь ея безпечные глаза.
Филлида сидела на пороге дома, читая свитки, только что привезенные Нектанебом, где почерком переписчика было написано: «Элегии Филлиды, несчастной дочери Палемона». Она сидела наклонившись, не слыша, как проходили рабы с полными ушатами парного молока, как садовник подрезал цветы, как собачка лаяла, гоняясь за прыгающими лягушками, и вдалеке пели жнецы заунывную песню. Строки вились перед нею и воспоминание прошлых тревог туманило вновь её беспечные глаза.
«Родители, родители,
отецъ да мать,
много вы мнѣ оставили
пестрыхъ одеждъ,
бѣлыхъ лошадей,
витыхъ браслетъ, —
но всего мнѣ милѣй
алое покрывало
съ поющими фениксами.
Родители, родители,
отецъ да мать,
много вы мнѣ оставили
земель и скота:
крѣпконогихъ козъ,
крѣпколобыхъ овецъ,
круторогихъ коровъ,
муловъ и воловъ, —
