Улыбка была еще на губахъ юноши, когда онъ начиналъ читать предсмертное письмо дѣвушки, но постепенно лобъ его хмурился, брови подымались, губы сжимались и голосъ его звучалъ тревожно и сурово, когда онъ спросилъ, спрятавъ письмо за одежду: «это правда то, что написано въ этомъ письмѣ?»
— Я не знаю, что писала бѣдная госпожа, но вотъ что я видѣлъ собственными глазами — и затѣмъ слѣдовалъ искусно придуманный, наполовину, впрочемъ, правдивый разсказъ о мнимой смерти Филлиды. Покрывало, извѣстное Панкратію какъ несомнѣнно принадлежавшее дѣвушкѣ, окончательно убѣдило его въ вѣрности печальной выдумки и, отпустивъ рыбака награжденнымъ, онъ разсѣянно принялся за игру въ мячъ съ высокимъ мальчикомъ, которою онъ всегда занимался между ванною и обѣдомъ.
Филлида, притаившись за низкою дверью, долго ждала своего хозяина, смотря, какъ работали въ огородахъ за рѣкой, пока солнце не начало склоняться и ласточки съ крикомъ носиться надъ землею, чуть не задѣвая крыломъ спокойной воды. Наконецъ она услышала звукъ камешковъ, катившихся
Улыбка была еще на губах юноши, когда он начинал читать предсмертное письмо девушки, но постепенно лоб его хмурился, брови подымались, губы сжимались и голос его звучал тревожно и сурово, когда он спросил, спрятав письмо за одежду: «это правда то, что написано в этом письме?»
— Я не знаю, что писала бедная госпожа, но вот что я видел собственными глазами — и затем следовал искусно придуманный, наполовину, впрочем, правдивый рассказ о мнимой смерти Филлиды. Покрывало, известное Панкратию как несомненно принадлежавшее девушке, окончательно убедило его в верности печальной выдумки и, отпустив рыбака награжденным, он рассеянно принялся за игру в мяч с высоким мальчиком, которою он всегда занимался между ванною и обедом.
Филлида, притаившись за низкою дверью, долго ждала своего хозяина, смотря, как работали в огородах за рекой, пока солнце не начало склоняться и ласточки с криком носиться над землею, чуть не задевая крылом спокойной воды. Наконец она услышала звук камешков, катившихся
