— Смерть! смерть! опять заключенъ… ходитъ, ходитъ: легъ на постель, словно утомясь… ни слова мнѣ не сказалъ; подъ утро захрипѣлъ, безпокоясь; бросился я къ нему; взмахнувъ на меня глазами, завелъ ихъ, хрипя. Боги! утро сверкнуло въ окно краснымъ. Флоръ не двигался, почернѣвъ…
Забыли Луку въ печали и скорбныхъ хлопотахъ.
Чуть свѣтъ, на другое утро пробрался босой и оборванный старикъ, прося видѣть Флора, никому не знакомый. Управитель вышелъ, думая найти какое-либо объясненіе смерти господина. Пришелецъ былъ упоренъ и простъ на видъ. Вокругъ лаяли стаей собаки.
— «Ты не зналъ, что господинъ Флоръ Эмилій скончался?».
— Нѣтъ. Все равно. Я исполнялъ, что мнѣ было приказано.
— «Кѣмъ?»
— Малхомъ.
— «Кто онъ?»
— Теперь — ушедшій.
— «Онъ умеръ?»
— Вчера утромъ былъ повѣшенъ.
— «Онъ зналъ господина?»
— Нѣтъ. Онъ посылалъ ему, незнако-
— Смерть! смерть! опять заключен… ходит, ходит: лег на постель, словно утомясь… ни слова мне не сказал; под утро захрипел, беспокоясь; бросился я к нему; взмахнув на меня глазами, завел их, хрипя. Боги! утро сверкнуло в окно красным. Флор не двигался, почернев…
Забыли Луку в печали и скорбных хлопотах.
Чуть свет, на другое утро пробрался босой и оборванный старик, прося видеть Флора, никому не знакомый. Управитель вышел, думая найти какое-либо объяснение смерти господина. Пришелец был упорен и прост на вид. Вокруг лаяли стаей собаки.
— «Ты не знал, что господин Флор Эмилий скончался?».
— Нет. Всё равно. Я исполнял, что мне было приказано.
— «Кем?»
— Малхом.
— «Кто он?»
— Теперь — ушедший.
— «Он умер?»
— Вчера утром был повешен.
— «Он знал господина?»
— Нет. Он посылал ему, незнако-
