за днемъ, какъ за цвѣткомъ цвѣтокъ въ вѣнокъ сплетаясь, шли чередой.
Однажды вечеромъ, среди безпечной игры, сталъ Флоръ, словно отуманенный тоскою или невидимымъ врагомъ схваченный. Сразу охрипнувъ, молвилъ: «что это? откуда эта тьма? этотъ плѣнъ?» Легъ на низкую постель, отвернувшись къ стѣнкѣ, молча вздыхая. Тихо вошла Горго, обнявъ его, не глядящаго. Отстранилъ ее Флоръ, говоря: «Кто ты? не знаю тебя, не время: смотри, замокъ, загремѣвъ, пробудитъ спящаго стража». Отступила, молча же, и нѣмой снова вползъ, какъ собака, поцѣловавъ свѣсившуюся руку.
Ночь была душна для слугъ, дремавшихъ у входа во Флорову спальню. Одинъ Лука оставался при господинѣ, нѣмой и преданный. Долгое время были слышны только шаги ходившаго взадъ и впередъ Эмилія. Подъ утро забылись слуги тонкимъ сномъ, предразсвѣтнымъ. Вдругъ воздухъ разрѣзанъ былъ воплемъ, не похожимъ на человѣческій голосъ. Казалось, неземное что-то прокрикнуло: «смерть!», будя раннее эхо.
за днем, как за цветком цветок в венок сплетаясь, шли чередой.
Однажды вечером, среди беспечной игры, стал Флор, словно отуманенный тоскою или невидимым врагом схваченный. Сразу охрипнув, молвил: «что это? откуда эта тьма? этот плен?» Лег на низкую постель, отвернувшись к стенке, молча вздыхая. Тихо вошла Горго, обняв его, не глядящего. Отстранил ее Флор, говоря: «Кто ты? не знаю тебя, не время: смотри, замок, загремев, пробудит спящего стража». Отступила, молча же, и немой снова вполз, как собака, поцеловав свесившуюся руку.
Ночь была душна для слуг, дремавших у входа во Флорову спальню. Один Лука оставался при господине, немой и преданный. Долгое время были слышны только шаги ходившего взад и вперед Эмилия. Под утро забылись слуги тонким сном, предрассветным. Вдруг воздух разрезан был воплем, не похожим на человеческий голос. Казалось, неземное что-то прокрикнуло: «смерть!», будя раннее эхо.
