легче, чѣмъ отцу Виталію, нашему духовнику, котораго я знаю всего нѣсколько мѣсяцевъ. Какъ мнѣ начать? съ чего? Я трепещу какъ дѣвочка, и только воспоминанія Вашего милаго, добраго лица, сознаніе, что для тети Розаліи я — все та же маленькая Клара, придаютъ мнѣ смѣлость. Помните, я Вамъ писала о Жакѣ Моберъ, ну, такъ вотъ, тетя, я его полюбила. Вспомните вашу юность, Регенсбургъ, молодого Генриха фонъ Моншейнъ и не будьте строги къ Вашей бѣдной Кларочкѣ, которая не устояла противъ очарованія любви… Онъ обѣщаетъ открыться отцу и жениться на мнѣ послѣ Рождества, но дома никто ничего не подозрѣваетъ и вы пожалуйста меня не выдайте. Какъ мнѣ стало легче послѣ того, какъ я открылась вамъ. Я особенно люблю его глаза, которые такъ огромны во время поцѣлуевъ, и потомъ у него есть манера тереться бровями о мои щеки, что очаровательно пріятно. Простите меня, милая тетя, и не сердитесь на Вашу бѣдную
Кстати, Жакъ совсѣмъ не здѣшній и въ Лашезъ-Дье никто его не знаетъ, мы
легче, чем отцу Виталию, нашему духовнику, которого я знаю всего несколько месяцев. Как мне начать? с чего? Я трепещу как девочка, и только воспоминания Вашего милого, доброго лица, сознание, что для тети Розалии я — всё та же маленькая Клара, придают мне смелость. Помните, я Вам писала о Жаке Мобер, ну, так вот, тетя, я его полюбила. Вспомните вашу юность, Регенсбург, молодого Генриха фон Моншейн и не будьте строги к Вашей бедной Кларочке, которая не устояла против очарования любви… Он обещает открыться отцу и жениться на мне после Рождества, но дома никто ничего не подозревает и вы пожалуйста меня не выдайте. Как мне стало легче после того, как я открылась вам. Я особенно люблю его глаза, которые так огромны во время поцелуев, и потом у него есть манера тереться бровями о мои щеки, что очаровательно приятно. Простите меня, милая тетя, и не сердитесь на Вашу бедную
Кстати, Жак совсем не здешний и в Лашез-Дье никто его не знает, мы
