шій Полукласовъ, всѣхъ глупѣе и наглѣе. Во всякомъ случаѣ, всѣхъ смѣшнѣе. Идите вонъ!
Въ дверяхъ не показался, а прямо оказался Боскеткинъ стоящимъ.
— Вотъ — мой мужъ. Можете съ нимъ говорить, сколько вамъ угодно. Я увѣрена, что онъ вамъ скажетъ то же самое, что вы слышали отъ меня.
— Въ чемъ дѣло? — спросилъ Дмитрій Петровичъ.
— Они пришли передавать тебѣ картель, — сказала жена такъ пренебрежительно, что всякіе менѣе неизвѣстные люди провалились бы на мѣстѣ.
— Я принимаю, я принимаю! что же г. Полуклаcовъ думаетъ, что разъ онъ прослужилъ пятьдесятъ лѣтъ тому назадъ въ полку безъ году недѣлю, такъ онъ можетъ всѣхъ оскорблять? Я не только принимаю, я самъ вызываю! Слышите? пошли вонъ!
— Видите? — кротко замѣтила Вероника Платоновна, — я говорила, что мужъ скажетъ то же, что и я.
— Позвольте, но вашъ супругъ говоритъ совершенно противоположное вашимъ словамъ.
— Что же, я вру по вашему или вы оглохли?
— Мама, я все слышала, но я не виновата — вдругъ раздался изъ сада голосъ Жени и ея голова поднялась въ окно до подбородка. Всѣ умолкли, а голосъ продолжалъ спокойнымъ ручейкомъ:
— Эти господа вызываютъ папу на дуэль за то, что у Александра Яковлевича разбили шаръ, но папа тутъ не при чемъ. Это я разбила и Полукласовъ долженъ со мной считаться, — мнѣ уже семнадцать лѣтъ.
— Какъ, это ты сдѣлала, моя дѣвочка? — воскликнула Вероника Платоновна и нагнулась въ садъ поцѣловать дочь, при чемъ между кофточкой и юбкой сейчасъ же высунулось бѣлье. Г. Боскеткинъ ждалъ у окна, когда дойдетъ очередь до его поцѣлуевъ, терпѣ-
ший Полукласов, всех глупее и наглее. Во всяком случае, всех смешнее. Идите вон!
В дверях не показался, а прямо оказался Боскеткин стоящим.
— Вот — мой муж. Можете с ним говорить, сколько вам угодно. Я уверена, что он вам скажет то же самое, что вы слышали от меня.
— В чём дело? — спросил Дмитрий Петрович.
— Они пришли передавать тебе картель, — сказала жена так пренебрежительно, что всякие менее неизвестные люди провалились бы на месте.
— Я принимаю, я принимаю! что же г. Полуклаcов думает, что раз он прослужил пятьдесят лет тому назад в полку без году неделю, так он может всех оскорблять? Я не только принимаю, я сам вызываю! Слышите? пошли вон!
— Видите? — кротко заметила Вероника Платоновна, — я говорила, что муж скажет то же, что и я.
— Позвольте, но ваш супруг говорит совершенно противоположное вашим словам.
— Что же, я вру по вашему или вы оглохли?
— Мама, я всё слышала, но я не виновата — вдруг раздался из сада голос Жени и её голова поднялась в окно до подбородка. Все умолкли, а голос продолжал спокойным ручейком:
— Эти господа вызывают папу на дуэль за то, что у Александра Яковлевича разбили шар, но папа тут не при чём. Это я разбила и Полукласов должен со мной считаться, — мне уже семнадцать лет.
— Как, это ты сделала, моя девочка? — воскликнула Вероника Платоновна и нагнулась в сад поцеловать дочь, при чём между кофточкой и юбкой сейчас же высунулось белье. Г. Боскеткин ждал у окна, когда дойдет очередь до его поцелуев, терпе-
