ривали кусты розъ, наблюдая новые распустившіеся цвѣты. Дѣвочка была въ бѣломъ платьѣ съ голыми колѣнками и всплескивала руками, когда замѣчала только что раскрытый бутонъ. Лѣниво по небу ползло облако, похожее на большой лохматый полумѣсяцъ. Вдругъ крошка не запрыгала, не закричала, а, остановившись, тихо позвала меня:
— Мама Кэтъ! —
— Что, милая? — спросила я, отрываясь отъ облака. Протягивая впередъ тоненькій пальчикъ, дѣвочка указала мнѣ на огромную черную розу.
— Нужно сказать папѣ, онъ все время ждалъ этого цвѣтка!
— Да, крошка, идемъ къ папѣ, — сказала я, безпокойно озираясь на небо.
Дѣвочка, сѣменя ножками, болтала:
— Мы ему не разскажемъ, да? а прямо проведемъ въ садъ, пусть самъ увидитъ. —
— Да, да, мы такъ и сдѣлаемъ.
Артуръ, очевидно, только что обтирался и собирался мѣнять рубашку. Увидѣвъ его въ зеркалѣ, я остановилась, потомъ вдругъ бросилась и прильнула къ его рукѣ, гдѣ темнѣлъ коричневый полумѣсяцъ.
— Кэтъ, Кэтъ, что съ тобою? — шепталъ онъ, показывая глазами на крошку.
— Еслибъ ты зналъ, какъ я сегодня счастлива Артуръ!
— У папы на рукѣ тоже черная роза, только она еще не распустилась. Правда, мама Кэтъ? —
— Правда, моя дѣвочка, правда. И еще правда, что твоя мама Кэтъ — очень глупая. Глупѣе тебя, пожалуй.
Я не объяснила Артуру своего порыва, но дѣйствительно: какъ глупо, что я не видѣла никогда своего мужа при свѣтѣ раздѣтымъ. Я бы избавилась отъ мно-
ривали кусты роз, наблюдая новые распустившиеся цветы. Девочка была в белом платье с голыми коленками и всплескивала руками, когда замечала только что раскрытый бутон. Лениво по небу ползло облако, похожее на большой лохматый полумесяц. Вдруг крошка не запрыгала, не закричала, а, остановившись, тихо позвала меня:
— Мама Кэт! —
— Что, милая? — спросила я, отрываясь от облака. Протягивая вперед тоненький пальчик, девочка указала мне на огромную черную розу.
— Нужно сказать папе, он всё время ждал этого цветка!
— Да, крошка, идем к папе, — сказала я, беспокойно озираясь на небо.
Девочка, семеня ножками, болтала:
— Мы ему не расскажем, да? а прямо проведем в сад, пусть сам увидит. —
— Да, да, мы так и сделаем.
Артур, очевидно, только что обтирался и собирался менять рубашку. Увидев его в зеркале, я остановилась, потом вдруг бросилась и прильнула к его руке, где темнел коричневый полумесяц.
— Кэт, Кэт, что с тобою? — шептал он, показывая глазами на крошку.
— Если б ты знал, как я сегодня счастлива Артур!
— У папы на руке тоже черная роза, только она еще не распустилась. Правда, мама Кэт? —
— Правда, моя девочка, правда. И еще правда, что твоя мама Кэт — очень глупая. Глупее тебя, пожалуй.
Я не объяснила Артуру своего порыва, но действительно: как глупо, что я не видела никогда своего мужа при свете раздетым. Я бы избавилась от мно-
