рилъ просто и дѣловито, не совсѣмъ такъ, какъ объясняются влебленные, да еще такіе романическіе.
— Мнѣ самому непріятна моя настойчивость, но я не знаю, какъ мнѣ поступятъ съ r-жею Гарнье.
— Оставить ее въ покоѣ.
— Видите ли, это мнѣ не совсѣмъ выгодно.
— Неужели вы можете думать о выгодѣ? Когда дѣйствуетъ искреннее чувство, при чемъ тутъ выгода?
Брукъ промолчалъ, потомъ повторилъ:
Нѣтъ, я все-таки попытаюсь поговорить съ г-жею Гарнье.
— Вы этого не сдѣлаете, а если и сдѣлаете, то изъ этого ничего не выйдетъ.
— Какъ знать?
— Я васъ увѣряю, что это будетъ совершенно безполезный шагъ.
Въ глазахъ молодого человѣка мелькнуло что-то въ родѣ надежды, когда онъ меня спросилъ: „вы родственникъ г-жи Гарнье?“
— Нѣтъ, — отвѣчалъ я, почему-то покраснѣвъ. — Ни я говорю съ вами съ ея вѣдома.
— И она васъ больше ничего не просила мнѣ передать?
— Ничего, кромѣ того, что она не желаетъ больше васъ видѣть. Я понимаю ваше огорченіе, но едва ли вы можете чего-нибудь достигнуть упрямствомъ. Вы знаете, никто не воленъ въ чужомъ сердцѣ.
— Я не совсѣмъ васъ понимаю. Я прошу только того, на что имѣю право.
— Подобныя нрава даются и отбираются но желанію.
— Конечно, я не имѣю юридическихъ правъ.
— Вотъ видите? Ну, а что бы вы сдѣлали, если бы были супругомъ г-жи Гарнье?
— Конечно, я бы къ ней тогда и не обращался.
рил просто и деловито, не совсем так, как объясняются <span class="error1" title="Опечатка, правильно: влюбленные">влебленные, да еще такие романические.
— Мне самому неприятна моя настойчивость, но я не знаю, как мне поступят с r-жою Гарнье.
— Оставить ее в покое.
— Видите ли, это мне не совсем выгодно.
— Неужели вы можете думать о выгоде? Когда действует искреннее чувство, при чём тут выгода?
Брук промолчал, потом повторил:
Нет, я всё-таки попытаюсь поговорить с г-жою Гарнье.
— Вы этого не сделаете, а если и сделаете, то из этого ничего не выйдет.
— Как знать?
— Я вас уверяю, что это будет совершенно бесполезный шаг.
В глазах молодого человека мелькнуло что-то вроде надежды, когда он меня спросил: „вы родственник г-жи Гарнье?“
— Нет, — отвечал я, почему-то покраснев. — Ни я говорю с вами с её ведома.
— И она вас больше ничего не просила мне передать?
— Ничего, кроме того, что она не желает больше вас видеть. Я понимаю ваше огорчение, но едва ли вы можете чего-нибудь достигнуть упрямством. Вы знаете, никто не волен в чужом сердце.
— Я не совсем вас понимаю. Я прошу только того, на что имею право.
— Подобные нрава даются и отбираются но желанию.
— Конечно, я не имею юридических прав.
— Вот видите? Ну, а что бы вы сделали, если бы были супругом г-жи Гарнье?
— Конечно, я бы к ней тогда и не обращался.
