какъ съ незаконной сожительницей. Но что же давала ей эта любовь? Преимущество всякой философіи, въ томъ числѣ и греческой, заключается въ томъ, что она даетъ отвѣты на всякіе вопросы. Илья Петровичъ отлично разъяснилъ это подругѣ. „Платоническая любовь, это — такая, которая ничего не требуетъ, которая счастлива тѣмъ, что другой существуетъ, — больше ничего“. Очевидно, Илья Петровичъ упускалъ изъ виду тѣ французскія булки, за которыми бѣгала Шарлотта Ивановна съ Песковъ на Морскую. Конечно, люди болѣе освѣдомленные въ платонической любви, могли бы кой-что возразить господину Веніаминову противъ такого опредѣленія этого чувства, но Шарлотта Ивановна вѣрила Ильѣ Петровичу на слово, и къ ощущенію удовольствія, отъ того, что другой существуетъ, у нея прибавлялась и нѣкоторая гордость отъ того, что все это называется такъ возвышенно и красиво.
Она отлично помнила тотъ день, когда въ первый разъ увидѣла Илью Петровича. Она пришла къ Веніаминову, какъ переписчица, совершенно не думая, что это мѣсто будетъ отличаться отъ какого-либо другого. Она не подумала этого и тогда, когда увидѣла Илью Петровича. Видъ его оказался симпатичнымъ, — не болѣе: небольшая, курчавая бородка, очки въ золотой оправѣ, высокая, нѣсколько полная фигура. Она сама не знаетъ, какъ это случилось. Можетъ быть, на нее подѣйствовала аккуратная, дѣловитая и одинокая жизнь этого человѣка, котораго она сразу сочла за очень умнаго. Притомъ, онъ былъ въ нѣкоторомъ родѣ литераторомъ, составляя иногда спеціальныя статьи для журнала министерства народнаго просвѣщенія. Илья Петровичъ обращался съ нею съ тою ни къ чему не обязывающею ласковостью, которою онъ былъ ласковъ ко всѣмъ. Къ нему иногда приходили взрослые воспи-
как с незаконной сожительницей. Но что же давала ей эта любовь? Преимущество всякой философии, в том числе и греческой, заключается в том, что она дает ответы на всякие вопросы. Илья Петрович отлично разъяснил это подруге. „Платоническая любовь, это — такая, которая ничего не требует, которая счастлива тем, что другой существует, — больше ничего“. Очевидно, Илья Петрович упускал из виду те французские булки, за которыми бегала Шарлотта Ивановна с Песков на Морскую. Конечно, люди более осведомленные в платонической любви, могли бы кой-что возразить господину Вениаминову против такого определения этого чувства, но Шарлотта Ивановна верила Илье Петровичу на слово, и к ощущению удовольствия, от того, что другой существует, у неё прибавлялась и некоторая гордость от того, что всё это называется так возвышенно и красиво.
Она отлично помнила тот день, когда в первый раз увидела Илью Петровича. Она пришла к Вениаминову, как переписчица, совершенно не думая, что это место будет отличаться от какого-либо другого. Она не подумала этого и тогда, когда увидела Илью Петровича. Вид его оказался симпатичным, — не более: небольшая, курчавая бородка, очки в золотой оправе, высокая, несколько полная фигура. Она сама не знает, как это случилось. Может быть, на нее подействовала аккуратная, деловитая и одинокая жизнь этого человека, которого она сразу сочла за очень умного. Притом, он был в некотором роде литератором, составляя иногда специальные статьи для журнала министерства народного просвещения. Илья Петрович обращался с нею с тою ни к чему не обязывающею ласковостью, которою он был ласков ко всем. К нему иногда приходили взрослые воспи-
