Діониса и его нѣжную подругу. Но, въ концѣ-концовъ, собрался. Комнатная дѣвушка показалась мнѣ что-то смутной, но я подумалъ, что, можетъ быть, сумракъ передней даетъ такое впечатлѣніе, и спрашиваю у хозяйки:
— Что, съ вашей комнатной Полей ничего не случилось?
— Вотъ и видно, что вы у насъ не были цѣлую вѣчность, — не знаете важныхъ новостей! Вѣдь у бѣднаго Діониса оторвало обѣ ноги?
— Что вы говорите! Бѣдный Діонисъ, бѣдная Поля! Гдѣ же онъ теперь?
— Представьте себѣ, — все тамъ же!
— На позиціяхъ?
— Да.
— Но какъ же это могло случиться? Безъ ногъ!
— Конечно, не въ качествѣ воина уже!.. Да вотъ я лучше покажу вамъ его письмо.
Хозяйка вышла на минуту и вернулась съ листкомъ бумаги, который молча передала мнѣ. Не сообразивъ сразу, что парикмахеръ лишился ногъ, а не рукъ, я еще подивился на его красивый почеркъ. Дѣйствительно, каллиграфія была замѣчательная, равно какъ, и тонъ письма, доказывавшій, что, несмотря на пиджачки и смѣшную кличку, Денисъ Котовъ былъ настоящимъ русскимъ человѣкомъ, достойнымъ и степеннымъ, который на письма смотритъ не какъ на эфемерныя отписочки, а какъ на историческія посланія.
„Любезная супруга наша Пелагея Ниловна, въ первыхъ сихъ строкахъ, пожелавъ вамъ здравія и благополучія, увѣдомляю, что самъ я живъ и здоровъ. Съ непріятелями встрѣчались разъ пять, да когда и не было форменнаго сраженія, все время опасная перестрѣлка, такъ что выходитъ одно на одно. Но это не-
Диониса и его нежную подругу. Но, в конце концов, собрался. Комнатная девушка показалась мне что-то смутной, но я подумал, что, может быть, сумрак передней дает такое впечатление, и спрашиваю у хозяйки:
— Что, с вашей комнатной Полей ничего не случилось?
— Вот и видно, что вы у нас не были целую вечность, — не знаете важных новостей! Ведь у бедного Диониса оторвало обе ноги?
— Что вы говорите! Бедный Дионис, бедная Поля! Где же он теперь?
— Представьте себе, — всё там же!
— На позициях?
— Да.
— Но как же это могло случиться? Без ног!
— Конечно, не в качестве воина уже!.. Да вот я лучше покажу вам его письмо.
Хозяйка вышла на минуту и вернулась с листком бумаги, который молча передала мне. Не сообразив сразу, что парикмахер лишился ног, а не рук, я еще подивился на его красивый почерк. Действительно, каллиграфия была замечательная, равно как, и тон письма, доказывавший, что, несмотря на пиджачки и смешную кличку, Денис Котов был настоящим русским человеком, достойным и степенным, который на письма смотрит не как на эфемерные отписочки, а как на исторические послания.
„Любезная супруга наша Пелагея Ниловна, в первых сих строках, пожелав вам здравия и благополучия, уведомляю, что сам я жив и здоров. С неприятелями встречались раз пять, да когда и не было форменного сражения, всё время опасная перестрелка, так что выходит одно на одно. Но это не-
