лицо. Покачавъ сомнительно головою, она задумчиво произнесла:
— Откуда притти ему?
Въ эту минуту двери распахнулись, и высокій мужчина въ маскѣ, низко нагибаясь, бѣгомъ бросился къ плѣнницѣ и заключилъ ее въ объятія. Марья Петровна пронзительно крикнула, но тотчасъ смолкла, такъ какъ маска упала и она увидала близко отъ своего лица простодушный обликъ Григорія Алексѣевича. Отстранивъ его нѣсколько рукою, она заговорила:
— Какъ, ты живъ, не погибъ, не въ плѣну? Что же это все означаетъ: гдѣ мой отецъ и братъ, почему эти маскарады и почему я здѣсь?
— Чтобы быть со мною, навсегда со мною, милая моя! Иначе ничего нельзя было сдѣлать!
— Такъ что нападеніе, разбойники, кровопролитіе…
— Все обманъ, все одна видимость, радость моя! Но спѣши, священникъ ждетъ насъ, надо поспѣшить, пока родитель твой не отыскалъ насъ.
— Постойте, не будьте такъ поспѣшны, Григорій Алексѣевичъ; я вовсе не собиралась за васъ замужъ, особенно послѣ такихъ событій.
Ильичевскій смотрѣлъ растерянно: не онъ ли все такъ остроумно и рискованно устроилъ, и что же, что нужно этой непонятной дѣвушкѣ?
— Но, Машенька, что же случилось? Родные твои живы и невредимы, я остался по прежнему вѣренъ тебѣ и твоимъ клятвамъ, ничего не стоитъ между нами, что же тебя можетъ удерживать?
Марья Петровна долго сидѣла, задумавшись, наконецъ, подняла на Ильичевскаго заплаканные глаза свои и, будто съ трудомъ выговаривая слова, молвила:
— Но вы забыли, Григорій Алексѣевичъ, что я
лицо. Покачав сомнительно головою, она задумчиво произнесла:
— Откуда придти ему?
В эту минуту двери распахнулись, и высокий мужчина в маске, низко нагибаясь, бегом бросился к пленнице и заключил ее в объятия. Марья Петровна пронзительно крикнула, но тотчас смолкла, так как маска упала и она увидала близко от своего лица простодушный облик Григория Алексеевича. Отстранив его несколько рукою, она заговорила:
— Как, ты жив, не погиб, не в плену? Что же это всё означает: где мой отец и брат, почему эти маскарады и почему я здесь?
— Чтобы быть со мною, навсегда со мною, милая моя! Иначе ничего нельзя было сделать!
— Так что нападение, разбойники, кровопролитие…
— Всё обман, всё одна видимость, радость моя! Но спеши, священник ждет нас, надо поспешить, пока родитель твой не отыскал нас.
— Постойте, не будьте так поспешны, Григорий Алексеевич; я вовсе не собиралась за вас замуж, особенно после таких событий.
Ильичевский смотрел растерянно: не он ли всё так остроумно и рискованно устроил, и что же, что нужно этой непонятной девушке?
— Но, Машенька, что же случилось? Родные твои живы и невредимы, я остался по прежнему верен тебе и твоим клятвам, ничего не стоит между нами, что же тебя может удерживать?
Марья Петровна долго сидела, задумавшись, наконец, подняла на Ильичевского заплаканные глаза свои и, будто с трудом выговаривая слова, молвила:
— Но вы забыли, Григорий Алексеевич, что я
