— Мужъ моей крестницы дурилъ, такъ она его вернула.
— Какъ же она его вернула?
— Очень просто. Простонародное еще средство.
— Ну?
— Сорокоустъ за упокой его души сказала.
— По живомъ?
— По живомъ. По живомъ-то и служатъ, чтобы, значитъ, душенька его стосковалась.
— Какія глупости!
— Вотъ и я говорю, что глупости, дикое суевѣріе! — отозвалась тетя Вѣра, снова надѣвъ очки.
— Ужъ этого я не знаю, а что помогло, такъ это, навѣрное, знаю! — торжествующе заключила Ліама. Васса Петровна сказала только, обращаясь къ горничной:
— Катя, закройте у меня въ спальнѣ трубу и не забудьте послать за техникомъ — звонки опять испортились.
Модестъ Несторовичъ былъ для нея теперь, постѣ посѣщенія Жадынской, какъ мертвый, и вмѣстѣ съ тѣмъ никогда, можетъ быть, она его такъ не любила! Она соображала, что его не вернутъ, а сердце все надѣялось, все желало невозможнаго.
Васса Петровна очень рѣдко бывала въ церкви, только на Пасху, на Страстной да на свои именины. Она пошла черезъ весь городъ куда-то въ Коломну, чтобы ее не узнали случайно. Обѣдня подходила уже къ концу. Петрова переговорила со сторожемъ и съ мужчиной у свѣчного ящика, заплатила деньги...
Батюшка уже лереоблачился и начинать возгласъ. Осталось — старушки четыре съ зажженными свѣчами.
«Боже мой! что я дѣлаю? что я дѣлаю?» — вертѣлось въ голоівѣ у Петровой.
Всякій разъ, какъ она слышала: «раба Божьяго Моде-
— Муж моей крестницы дурил, так она его вернула.
— Как же она его вернула?
— Очень просто. Простонародное ещё средство.
— Ну?
— Сорокоуст за упокой его души сказала.
— По живом?
— По живом. По живом-то и служат, чтобы, значит, душенька его стосковалась.
— Какие глупости!
— Вот и я говорю, что глупости, дикое суеверие! — отозвалась тетя Вера, снова надев очки.
— Уж этого я не знаю, а что помогло, так это, наверное, знаю! — торжествующе заключила Лиама. Васса Петровна сказала только, обращаясь к горничной:
— Катя, закройте у меня в спальне трубу и не забудьте послать за техником — звонки опять испортились.
Модест Несторович был для неё теперь, после посещения Жадынской, как мертвый, и вместе с тем никогда, может быть, она его так не любила! Она соображала, что его не вернут, а сердце всё надеялось, всё желало невозможного.
Васса Петровна очень редко бывала в церкви, только на Пасху, на Страстной да на свои именины. Она пошла через весь город куда-то в Коломну, чтобы её не узнали случайно. Обедня подходила уже к концу. Петрова переговорила со сторожем и с мужчиной у свечного ящика, заплатила деньги...
Батюшка уже переоблачился и начинать возглас. Осталось — старушки четыре с зажженными свечами.
«Боже мой! что я делаю? что я делаю?» — вертелось в голове у Петровой.
Всякий раз, как она слышала: «раба Божьего Моде-
