зами всю комнату, будто ища чьихъ-то слѣдовъ, воспоминаній о комъ-то. Она почти не соображала, безвкусна ли или со вкусомъ была обстановка, мебель, картины... Мысли все время шептали ей:
— Вотъ тутъ они цѣловались, тутъ онъ признавался въ любви, здѣсь, можетъ быть, вспоминалъ о ней, у этихъ оконъ они стояли обнявшись и смотрѣли на зажигающіеся фонари...
— Нельзя ли мнѣ увидѣть барыню? — вдругъ спросила Петрова. — Барыня дома... — неопредѣленно отвѣтила дѣвушка и вышла, зажегши зачѣмъ-то свѣтъ. Впрочемъ, въ комнатѣ были уже густыя сумерки. Въ зеркалѣ Васса Петровна отражалась толще и ниже ростомъ, подъ вуалью лицо казалось темнымъ и воспаленнымъ.
— Вы желаете переговорить о цѣнѣ?
Въ комнату быстро вошла Елизавета Николаевна Жадынская. Она, дѣйствительно, была мала ростомъ и очень худа, но руки не торчали спичками, какъ увѣряла Піама Васильевна, наоборотъ, были очень гибки и красивы. Всего же замѣчательнѣе были ея глаза: они были огромны и все время горѣли какимъ-то неугасаемымъ огнемъ, то страстнымъ, то печальнымъ, то гнѣвнымъ, то веселымъ, то смѣлымъ. Казалось, эта женщина должна была быть непрестанно одушевлена паѳосомъ, разнообразнымъ и увлекательнымъ. Теперь она, повидимому, не замѣчала вниманія, съ которымъ разсматривала ее незнакомая дама, и какъ-то застѣнчиво и откровенно лепетала:
— Я, право, не знаю ... я вѣдь не изъ нужды... Просто, это зеркало не нравится моему... мужу (она выговорила довольно храбро, хотя и покраснѣла), у него бываютъ причуды... А мнѣ все равно, хотя я суевѣрна, и мнѣ жалко... это смѣшно, конечно... знаете? по моему въ зеркалахъ остаются наши частицы... а въ этомъ такъ часто
зами всю комнату, будто ища чьих-то следов, воспоминаний о ком-то. Она почти не соображала, безвкусна ли или со вкусом была обстановка, мебель, картины... Мысли все время шептали ей:
— Вот тут они целовались, тут он признавался в любви, здесь, может быть, вспоминал о ней, у этих окон они стояли обнявшись и смотрели на зажигающиеся фонари...
— Нельзя ли мне увидеть барыню? — вдруг спросила Петрова.
— Барыня дома... — неопределённо ответила девушка и вышла, зажегши зачем-то свет. Впрочем, в комнате были уже густые сумерки. В зеркале Васса Петровна отражалась толще и ниже ростом, под вуалью лицо казалось тёмным и воспалённым.
— Вы желаете переговорить о цене?
В комнату быстро вошла Елизавета Николаевна Жадынская. Она, действительно, была мала ростом и очень худа, но руки не торчали спичками, как уверяла Пиама Васильевна, наоборот, были очень гибки и красивы. Всего же замечательнее были её глаза: они были огромны и все время горели каким-то неугасаемым огнем, то страстным, то печальным, то гневным, то веселым, то смелым. Казалось, эта женщина должна была быть непрестанно одушевлена пафосом, разнообразным и увлекательным. Теперь она, по-видимому, не замечала внимания, с которым рассматривала её незнакомая дама, и как-то застенчиво и откровенно лепетала:
— Я, право, не знаю... я ведь не из нужды... Просто, это зеркало не нравится моему... мужу (она выговорила довольно храбро, хотя и покраснела), у него бывают причуды... А мне всё равно, хотя я суеверна, и мне жалко... это смешно, конечно... знаете? по-моему в зеркалах остаются наши частицы... а в этом так часто
