то не по себѣ… (Ага! — торжествующе воскликнулъ Ландышевъ). Приходите какъ можно скорѣе, хотя бы сегодня вечеромъ, и будьте прежнимъ милымъ Николаемъ Семеновичемъ, котораго мы такъ любимъ и уважаемъ. М. Слатина».
Письмо не было похоже на назначеніе свиданія, но Ландышевъ какъ-то такъ прочелъ его, что сейчасъ же сталъ крутить усы, посмотрѣлся въ зеркало и, довольно крякнувъ, повернулся на каблукахъ.
Неизвѣстно, что произошло въ тотъ вечеръ у Слатиныхъ, потому что, хотя Кокоша, давая отчетъ своему товарищу, и хвастался успѣхомъ, но дѣлалъ это такъ настойчиво и неувѣренно, что всякій другой человѣкъ, а не Локтевъ, могъ бы легко его заподозрить въ преувеличеніи или искаженіи истины. Вѣроятнѣе всего, что ничего не произошло, а Николай Семеновичъ попросту пилъ вечерній чай съ супругами Слатиными и былъ именно прежнимъ милымъ Ландышевымъ, какимъ его и желала видѣть добрѣйшая Марья Львовна.
Но Кокоша отъ Коли это утаилъ, а тотъ не допытывался истины, потому что, по правдѣ оказать, мало интересовался своимъ другомъ, цѣня въ немъ только поклонника и восторженнаго слушателя. Ему даже не показалось смѣшнымъ ни неудачное подражаніе его пріемамъ, ни собственная система вести романтическія объясненія, оказавшаяся столь удобной для пародіи. Ничего этого онъ не замѣтилъ, а оба романа и конфиденціи двухъ друзей шли своимъ порядкомъ, и у Николая Ивановича, повидимому, уже подходило къ концу.
Наконецъ; въ одно прекрасное утро явившись въ каморку Ландышева, онъ объявилъ, что съ Мари все кончено.
то не по себе… (Ага! — торжествующе воскликнул Ландышев). Приходите как можно скорее, хотя бы сегодня вечером, и будьте прежним милым Николаем Семеновичем, которого мы так любим и уважаем. М. Слатина».
Письмо не было похоже на назначение свидания, но Ландышев как-то так прочел его, что сейчас же стал крутить усы, посмотрелся в зеркало и, довольно крякнув, повернулся на каблуках.
Неизвестно, что произошло в тот вечер у Слатиных, потому что, хотя Кокоша, давая отчет своему товарищу, и хвастался успехом, но делал это так настойчиво и неуверенно, что всякий другой человек, а не Локтев, мог бы легко его заподозрить в преувеличении или искажении истины. Вероятнее всего, что ничего не произошло, а Николай Семенович попросту пил вечерний чай с супругами Слатиными и был именно прежним милым Ландышевым, каким его и желала видеть добрейшая Марья Львовна.
Но Кокоша от Коли это утаил, а тот не допытывался истины, потому что, по правде оказать, мало интересовался своим другом, ценя в нём только поклонника и восторженного слушателя. Ему даже не показалось смешным ни неудачное подражание его приемам, ни собственная система вести романтические объяснения, оказавшаяся столь удобной для пародии. Ничего этого он не заметил, а оба романа и конфиденции двух друзей шли своим порядком, и у Николая Ивановича, по-видимому, уже подходило к концу.
Наконец; в одно прекрасное утро явившись в каморку Ландышева, он объявил, что с Мари всё кончено.
