слѣпъ, теперь все вижу и себя покажу. Ты права, Наталья, наше время — особенное. Я… я испытываю нѣчто подобное только, когда полотеры приходятъ въ мой кабинетъ! Такъ жить нельзя! Пресѣчь, прекратить, воспретить! Я готовъ на что угодно, но нужно, чтобы мнѣ дали дышать. Вы меня еще не знаете. Я не могу быть спокоенъ, когда весь міръ верхъ дномъ. Бѣгу къ Марьѣ Андреевнѣ. Гдѣ эта ужасная булка? Забираю, чтобъ показать, чѣмъ я долженъ питаться. Это — стачка, конечно! Будто во всемъ городѣ хозяйничаютъ полотеры! Но такъ не будетъ, надо же жить!
Выходъ его былъ такъ же неожиданъ, какъ и появленіе. Забравъ булку въ карманъ визитки, дѣлая прямые, но безпорядочные жесты, онъ вышелъ, не прощаясь, но не переставая говорить, при чемъ изъ передней уже доносилось:
— Полотеры… прекратить… питаться!
Мать и дочь молча переглянулись.
— Мама, онъ не сошелъ съ ума?
— Нѣтъ. Это послѣдняя капля. Наконецъ, онъ реагируетъ.
— Ну, знаешь, лучше бы и не реагировалъ. Это смѣшно, жалко и оскорбительно. Весь смыслъ папиной жизни быть хорошей машиной. А когда машина оказывается съ чувствами и фантазіей, — получается что-то невѣроятное.
слеп, теперь всё вижу и себя покажу. Ты права, Наталья, наше время — особенное. Я… я испытываю нечто подобное только, когда полотеры приходят в мой кабинет! Так жить нельзя! Пресечь, прекратить, воспретить! Я готов на что угодно, но нужно, чтобы мне дали дышать. Вы меня еще не знаете. Я не могу быть спокоен, когда весь мир верх дном. Бегу к Марье Андреевне. Где эта ужасная булка? Забираю, чтоб показать, чем я должен питаться. Это — стачка, конечно! Будто во всём городе хозяйничают полотеры! Но так не будет, надо же жить!
Выход его был так же неожидан, как и появление. Забрав булку в карман визитки, делая прямые, но беспорядочные жесты, он вышел, не прощаясь, но не переставая говорить, при чём из передней уже доносилось:
— Полотеры… прекратить… питаться!
Мать и дочь молча переглянулись.
— Мама, он не сошел с ума?
— Нет. Это последняя капля. Наконец, он реагирует.
— Ну, знаешь, лучше бы и не реагировал. Это смешно, жалко и оскорбительно. Весь смысл папиной жизни быть хорошей машиной. А когда машина оказывается с чувствами и фантазией, — получается что-то невероятное.
