Наташа не спрашивала больше, взяла письмо съ колѣнъ матери и, нахмурясь, стала читать.
Въ двери тихонько постучались, еще разъ. Не получая отвѣта, горничная изъ-за двери доложила:
— Барыня, кушать подано.
— Хорошо, — отвѣтила дочь и дѣловито добавила, обращаясь къ матери:
— Нужно узнать въ штабѣ хорошенько, но, конечно, надежды мало. Бѣдный Сережа!
— Боже мой, Боже мой! — повторила Марья Васильевна, — я ли не молилась, я ли не плакала?
— Не надо, мама, роптать! Подумай, сколько семей теперь въ такомъ же положеніи,
— Но почему именно онъ, именно онъ, мой Сережа? Наташа молча ждала, покуда плаката матъ, потамъ спросила:
— Отецъ знаетъ?
— Нѣтъ, что ты, Наташенька! Не знаю, какъ ему и сказать.
— Придется сказать. Потомъ, я не думаю, чтобы палу очень разстроило это извѣстіе; онъ вѣдь человѣкъ очень сдержанный.
— Но у него есть сердце, у него есть сердце. Ты къ нему несправедлива, Наташа
— Дай Богъ. Нужно завтракать идти, Поля стучала.
— Какъ, сейчасъ?.. Ну, погоди… Поля не стучала.
— Нѣтъ, мама, она стучала.
— Развѣ? Ну, знаешь что, Наташенька, я къ завтраку не выйду. Я совсѣмъ не хочу ѣсть. А ты… какъ нибудь предупреди Степана Яковлевича. Ты это сумѣешь сдѣлать деликатно, ты умная…
— Хорошо. Можетъ быть, вамъ сюда прислать завтракъ, если намъ не хочется выходить?
— Право, не стоитъ, у меня совсѣмъ нѣтъ аппетита.
Наташа не спрашивала больше, взяла письмо с колен матери и, нахмурясь, стала читать.
В двери тихонько постучались, еще раз. Не получая ответа, горничная из-за двери доложила:
— Барыня, кушать подано.
— Хорошо, — ответила дочь и деловито добавила, обращаясь к матери:
— Нужно узнать в штабе хорошенько, но, конечно, надежды мало. Бедный Сережа!
— Боже мой, Боже мой! — повторила Марья Васильевна, — я ли не молилась, я ли не плакала?
— Не надо, мама, роптать! Подумай, сколько семей теперь в таком же положении,
— Но почему именно он, именно он, мой Сережа? Наташа молча ждала, покуда плаката мат, потам спросила:
— Отец знает?
— Нет, что ты, Наташенька! Не знаю, как ему и сказать.
— Придется сказать. Потом, я не думаю, чтобы палу очень расстроило это известие; он ведь человек очень сдержанный.
— Но у него есть сердце, у него есть сердце. Ты к нему несправедлива, Наташа
— Дай Бог. Нужно завтракать идти, Поля стучала.
— Как, сейчас?.. Ну, погоди… Поля не стучала.
— Нет, мама, она стучала.
— Разве? Ну, знаешь что, Наташенька, я к завтраку не выйду. Я совсем не хочу есть. А ты… как нибудь предупреди Степана Яковлевича. Ты это сумеешь сделать деликатно, ты умная…
— Хорошо. Может быть, вам сюда прислать завтрак, если нам не хочется выходить?
— Право, не стоит, у меня совсем нет аппетита.
