Она быстро стала спрашивать, сухо и торопливо то Николая, то брата:
— Сколько васъ всѣхъ работало?
— Четверо: два маляра, два мальчика.
— А другого мальчика какъ звали?
— Тоже Николаемъ. Я — Колька, а тотъ — Николашка.
— Ты откуда красилъ домъ, съ улицы или со двора?
— Съ улицы.
— Со двора не красилъ?
— Нѣтъ, тамъ Николашка красилъ.
— Куда, братъ, выходили окна кассы?
— Во дворъ, во дворъ! — растерянно отвѣчалъ Евгеній Петровичъ, все уже понявшій.
— Зачѣмъ же я тогда его взялъ къ себѣ? — воскликнулъ Калиткинъ, оставшись опять вдвоемъ съ сестрой.
— Значитъ, это былъ не онъ!
Глафира улыбнулась.
— Не все ли равно? Для тебя онъ, этотъ Николай, свидѣтель твоей слабости; онъ же случайно, мимо своей воли, помѣшалъ тебѣ, удержатъ тебя отъ нехорошаго поступка; онъ же вернулъ мнѣ вѣру въ человѣка, котораго я любила. Не бѣда, что это — не тотъ Николай, для насъ — онъ какъ разъ тотъ, который намъ нуженъ, свидѣтель нашихъ слабостей и нашей дружбы!
Она быстро стала спрашивать, сухо и торопливо то Николая, то брата:
— Сколько вас всех работало?
— Четверо: два маляра, два мальчика.
— А другого мальчика как звали?
— Тоже Николаем. Я — Колька, а тот — Николашка.
— Ты откуда красил дом, с улицы или со двора?
— С улицы.
— Со двора не красил?
— Нет, там Николашка красил.
— Куда, брат, выходили окна кассы?
— Во двор, во двор! — растерянно отвечал Евгений Петрович, всё уже понявший.
— Зачем же я тогда его взял к себе? — воскликнул Калиткин, оставшись опять вдвоем с сестрой.
— Значит, это был не он!
Глафира улыбнулась.
— Не всё ли равно? Для тебя он, этот Николай, свидетель твоей слабости; он же случайно, мимо своей воли, помешал тебе, удержат тебя от нехорошего поступка; он же вернул мне веру в человека, которого я любила. Не беда, что это — не тот Николай, для нас — он как раз тот, который нам нужен, свидетель наших слабостей и нашей дружбы!
