Николай хотѣлъ забрать тетрадки и книжки и уйти, но Глафира остановила его.
— Пріемышъ Евгенія Петровича? — освѣдомился гость.
— Да. Вѣдь вы еще его не видали. Богъ знаетъ, сколько времени у насъ не были, а тутъ произошло не мало перемѣнъ, — какъ-то значительно, съ намекомъ проговорила Калиткина.
Помолчавъ, спросила:
— У васъ вѣдь тоже перемѣны: уѣзжали куда-то, не то женились, не то наслѣдство получили, какъ я слышала.
— И то, и другое! — беззаботно отвѣтилъ Григорій Павловичъ.
— Поздравляю! А знаете что… — начала хозяйка и, почти не останавливаясь, спокойно докончила, — Григорій Павловичъ? Вѣдь вы — воръ!
— Какъ это — воръ?
— Самымъ обыкновеннымъ образомъ. Вы банкъ обокрали.
— Но, послушайте, Глафира Петровна! Если бы вы не были женщиной, вы бы отвѣтили за свои слова.
— Не волнуйтесь! Хоть я и женщина, но за свои слова отвѣчаю! И потомъ у меня есть живой свидѣтель.
— Свидѣтель чего?
— Что вы — воръ.
— Интересно!
— Вотъ — онъ, — и Глафира Петровна, не поднимаясь, привлекла къ себѣ Кольку и стала гладить его по волосамъ.
Григорій Павловичъ въ волненіи заходилъ по комнатѣ.
— Онъ ребенокъ, его можно научить говорить, что угодно, внушить ему, наконецъ, подкупить. Вы сами — лицо заинтересованное…
— Чѣмъ же я заинтересована? Ужъ не вами ли?
— Не знаю… мнѣ казалось… вы неоднократно высказывались…
Николай хотел забрать тетрадки и книжки и уйти, но Глафира остановила его.
— Приемыш Евгения Петровича? — осведомился гость.
— Да. Ведь вы еще его не видали. Бог знает, сколько времени у нас не были, а тут произошло не мало перемен, — как-то значительно, с намеком проговорила Калиткина.
Помолчав, спросила:
— У вас ведь тоже перемены: уезжали куда-то, не то женились, не то наследство получили, как я слышала.
— И то, и другое! — беззаботно ответил Григорий Павлович.
— Поздравляю! А знаете что… — начала хозяйка и, почти не останавливаясь, спокойно докончила, — Григорий Павлович? Ведь вы — вор!
— Как это — вор?
— Самым обыкновенным образом. Вы банк обокрали.
— Но, послушайте, Глафира Петровна! Если бы вы не были женщиной, вы бы ответили за свои слова.
— Не волнуйтесь! Хоть я и женщина, но за свои слова отвечаю! И потом у меня есть живой свидетель.
— Свидетель чего?
— Что вы — вор.
— Интересно!
— Вот — он, — и Глафира Петровна, не поднимаясь, привлекла к себе Кольку и стала гладить его по волосам.
Григорий Павлович в волнении заходил по комнате.
— Он ребенок, его можно научить говорить, что угодно, внушить ему, наконец, подкупить. Вы сами — лицо заинтересованное…
— Чем же я заинтересована? Уж не вами ли?
— Не знаю… мне казалось… вы неоднократно высказывались…
